Единственный

Отдельно стоящий. Индивидуалист.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

То, что рассекавшая лес тропинка была заасфальтирована, я еще стерпел. Но когда наткнулся на скамейку и рядом с ней железную урну, почувствовал, как душит меня запах летнего асфальта: запах, как от чужих потных кед. А чего это, думаю, я по асфальту расхаживаю – как в городе? И свернул.

Тут пахло иначе: земляной горечью. Блестели листья отцветшего ландыша. Мелкий хворост хрустел под ногой.

И отошел-то недалеко, раздвинул ветви – а там он стоит.

– Ну, – говорю, – здравствуй, что ли.

* * *

– Здравствуй, что ли, – говорю, а сам потихоньку в карман лезу – за ножом: привычка.

А ножа-то и нет. Не брал с собой ножа.

* * *

Вообще-то, сворачивая в лес, я догадывался, что мы можем встретиться. По обочине шоссе, по которому мы сюда добирались, в мелких плошках было желтым-желто от лисичек: пошел гриб, пошел родимый. Совсем близко «сезон». Или – совсем уж на арго жадин с корзинами: «слой». («Как думаешь, слой уже или так?» – «Не, слой через недельку начнется».)

* * *

Колосовик – гриб внезапный, взбалмошный. Поди угадай, где он нынче вылезет.

Давно как-то зазвал меня приятель по колосовики. Вернулись мы порожняком. Если не считать груза теплой водки, комом лежавшей в желудке: повод был, согласитесь.

С тех пор как слышу про июльский гриб – сразу вспоминаю теплую водку, не приносящую утешения, и летом по грибы не хожу.

* * *

– Ну, ты даешь, – говорю. – Ишь где вылез!

Отсюда слышно было, как стучатся в причал скованные лодки и шлепают по мелководью дебелые купальщицы с базы отдыха, как перекрикиваются пестрые москвичи, ходящие по ягоды вдоль асфальта и восторгающиеся горячей, мелкой, пыльной земляникой.

Рискованное место для ценного гриба подосиновика.

* * *

– Пользуешься, – говорю, – что мелкий еще. Куда тебя такого...

Он и правда только недавно вылупился. Хотя и с отметиною на шляпке уже: кто-то успел куснуть. Да ладно, все мы рождаемся не «чистой страницей» – ты еще «там», в сыром сумраке, а судьба успевает тебя коснуться: маменьку беременную в автобусе толкнут; отец, расстроенный на службе, слишком сердито заговорит рядом с чуткой мембраной материнского живота...

Тронуть гриб было боязно, как человеческого младенца.

* * *

Место я приметил и на следующий день пришел туда снова.

В урне был свежий мусор: едоки мелкой и пыльной земляники прогуливались. Ну, думаю...

Нет – стоит, как стоял. Только чуть подрос.

– Не бойся, – говорю, – я без ножа.

* * *

С грибами разговаривать человеку не зазорно.

Гриб – не растение, между прочим. В растениях есть крахмал, а в грибах его нет. Зато в грибах есть – прямо как в организмах животных – гликоген.

Помнится, композитор Курехин по телевизору рассказывал, что Ленин – это гриб. Много об этом шумели, но никто почему-то композитору не заметил, что сам Курехин – тоже гриб.

Что такое гриб? Плодовое тело, которым выстрелила невидимая подземная грибница.

Кто пришел с лукошком, тому любоваться на грибы некогда. Фото Артема Житенева (НГ-фото)

И любой из нас с точки зрения природы – плод, возросший на материнской грибнице, на мицелии из кровеносных сосудов своей матери, напитавших новое тело.

Я разговариваю с подосиновиком, как плодовое тело с плодовым телом.

– Давай, – говорю, – сфоткаемся, друг.

* * *

Погладил его по мокрой голове – и ушел. А засыпая, представлял себе, как туман с озера садится на берег, как, чернея, мокнет лысая земля и плодовое тело набухает влагой.

Хорошо после дождя или туманным утром быть грибом, – думал я.

* * *

Пришел я к нему и на третье утро.

Он упорно шел в рост.

Я обхватил ладонью его упругую ножку, подержался за нее, но выкручивать из земли не стал.

Ну, сами посудите: зачем мне один гриб? Супа из него не сваришь.

* * *

Радость непотребления – вот как это я называю.

С такой радостью смотришь, достигши определенного, спасительного возраста, на проходящую мимо девушку: хороша Маша, да, к счастью, не наша. Слишком молода, слишком упруга, слишком глупа, чтобы на нее всерьез позариться.

* * *

А потом я уехал.

Перед отъездом сходил я на другой край леса, где не было асфальтированных дорожек и урн, встретил там сразу трех подосиновиков и, признаюсь, не устоял перед хищническою натурой – выкрутил и увез.

А тот, одиночка, остался в лесу. Почему-то я почти уверен: никто его так и не сорвал. Многие рассудили бы, как я: куда он нужен, единственный-то...

* * *

Нехитрое такое правило для плодового тела: прав тот, кто вырастает на неудобном, негрибном месте, в негрибной сезон.

Пусть мир, как дешевое мыло, сезонно пахнет горячим земляничным листом, а ты пахни приземной плодородной прелью.

Прав тот, кто вырастает в непромысловом количестве, в одиночку.

Ведь тех, что вылезли сразу партией, мы ам – и съели.

На подливку, для запаху, их хватило.

* * *

Долгой дорогой домой я все думал о нем: должно быть, он вытянулся с тех пор, расправил края шляпки, и уже вызревают под его шляпкой споры.