Когда к покупателю пристают с вопросами, ему это обычно не нравится.
Фото Reuters
«А мы живем – это Вавилон, наш город – это Вавилон┘» Каждый день я напеваю эту песенку Бориса Гребенщикова, наблюдая, как мимо меня текут толпы посетителей торгового центра в американском городе. Мое место скромного рекрутера фирмы маркетинговых исследований в просторном холле кажется перекрестком мироздания. А еще торговый центр кажется мне гигантским аквариумом, заполненным медленно и бесцельно плывущими рыбами всех пород. А я исполняю роль щуки, прячусь под корягой со своими бумажками на клипборде, пытаюсь заманить на удочку добычу пожирнее. Иногда получается, чаще – нет.
«У нас нет времени», – говорят люди в ответ на отчаянные призывы рекрутеров остановиться и сделать ма-аленький, ну совсем коротенький, минут на десять-двадцать, опросик! Эту фразу мы слышим тысячи раз на дню. «Я опаздываю на работу (на самолет, на поезд, надо забрать детей из школы, выгулять собаку)» – это еще не весь ассортимент ответов. Иные тратят на объяснение своей страшно уважительной причины по полчаса, за это время их самолет давно уже успевает взмыть в поднебесье. А затем безумно спешащие посетители магазинов продолжают все такой же размеренной, колышущейся поступью передвигаться в пыльном пространстве. Будто впадают в особый ступор, связанный с пребыванием в этом космосе. После целого рабочего дня начинаешь тихо ненавидеть все человечество. Посетители кажутся твоими личными врагами. Как будто они именно тебе специально врут, что им некогда, – врут из вредности, чтобы лишить тебя заработка. А от них ведь всего-то требуется осмотреть, потрогать или попробовать опытный товар и ответить на десяток вопросов.
Когда добыча поймана и приведена в офис в том же здании, чувствуешь себя прямо-таки хозяином жизни. На столе раскладываются специально созданные для данного опроса таблицы, рекламные рисунки, вопросники, опытный продукт. Респондент таращится на все эти непонятные важности и проникается необходимостью и даже секретностью нашей работы. Теперь моя задача – сделать так, чтобы превращение обещанных десяти минут в час – реальное время опроса – прошло безболезненно для нас и незаметно для респондента. Ведь если он встанет во время неоконченного интервью и уйдет, вся работа рекрутера пойдет насмарку – ему не засчитывается балл. Его могут даже отпустить домой и лишить оплаты за час времени. Все должно быть честно.
Идет дегустация. Приходит толстая, как кадушка, но довольно приятная на вид респондентка, пробует «готовый обед» – фабричную жареную говядину в соусе с кукурузой, уже готовую к употреблению.
– Вам нравится это блюдо?
– Нравится.
– Почему?
– Потому что оно хорошее.
– А еще почему?
– Хорошее.
– А вкус?
– И вкус хороший.
– И все?
– Все.
– Следующий вопрос: за какую цену вы бы его купили?
– Не знаю.
– А чем оно отличается от тех, что вы уже пробовали раньше?
– Оно хорошее.
Сказка про белого бычка длится минут пятнадцать вместо положенных пяти. Я начинаю звереть. Но женщина вовсе не издевается надо мной, напротив, смотрит на меня с бессмысленно-дружелюбной улыбкой олигофрена. Вдруг мне приходит в голову, что других слов она просто не знает. Мне было бы легче самой написать все подразумеваемые простейшие ответы: мясо мягкое, соус острый, пикантный, кукуруза в меру сладкая┘ Но нельзя: респондентка должна ответить самостоятельно, без давления со стороны интервьюера. Фирма, заказавшая опрос, выборочно проверяет ответы по телефону. Когда респондентке прочтут подсказанный мной текст, она вправе отказаться от него – я ничего такого, дескать, не говорила! И тогда в лучшем случае я потеряю балл, а в худшем – мы потеряем саму эту фирму как перспективного клиента. Ведь все должно быть честно! Честность в этой стране – национальный фетиш.
Другая респондентка утверждает, что окончила два года назад университет, имеет диплом. Однако берет мясо руками, несмотря на лежащие на столе нож и вилку. Затем испачканные в соусе пальцы вытирает о брюки, не замечая целой пачки салфеток.
– Дайте я сама напишу свой ответ, – гордо говорит она. – Я вам помогу, не то вы напишете неправильно.
Она берет карандаш и детским, разъезжающимся в стороны почерком выводит все ту же единственную и любимую фразу всех времен и народов: «Еда хорошая». Конечно, меня будет ругать менеджер, потому что я не проявила максимум старания и не выдавила из нее другие слова, как из тюбика остатки зубной пасты. Но чем докажешь, что в тюбике с самого начала была пустота? Сваливать на респондента не принято – он всегда прав, каким бы он ни был.
Еще о честности. Останавливаю женщину средних лет, очень энергичную и активно желающую участвовать в опросе┘
– Представьте себе, что вы собираетесь купить мобильный телефон. Какой фирме вы бы отдали предпочтение: «Сони», «Сименсу» или «Мотороле»?
– Зачем мне покупать новый, когда он у меня уже есть.
– А вы представьте, что его у вас нет┘
– И не подумаю представлять. У меня он есть.
– Но вы же хотите участвовать в опросе, правда? Тогда вы должны ответить на этот вопрос.
– Не буду отвечать. Это получится нечестно. Я скажу, что его нет, а он на самом деле есть.
Респондентка решительно поворачивается ко мне спиной и топает восвояси. Я знаю, что никакие уговоры не помогут. Опрос сорван, хоть головой бейся о витрину. Зато дама не поступилась принципами┘