История суки

Она паркует машину посреди тротуара, чтобы прохожим было неудобно идти.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)

Сукой она не родилась. Сукой она стала уже потом.

У нее были все причины стать сукой. Ее не понимали. Сильно мучили. Топили. Жарили. Морозили. Ей не давали пить. Выкручивали руки. Ее били по ушам. Ей не давали пойти в туалет. Ее кидали с размаху на бетонный пол. Ее били головой об стенку. В детском саду у нее отнимали любимую игрушку. В пионерском лагере во время сна ее мазали зубной пастой, надевали на голову пододеяльник и поджигали матрац. В школе ей ставили за диктант «три», хотя она написала его на «четыре» или даже на «пять с минусом». Она допустила только одну грамматическую ошибку.

По физкультуре ей тоже поставили «три», хотя тоже могли поставить «четыре». Она перепрыгнула через козла. Она за него, конечно, зацепилась, но ведь все-таки перепрыгнула. И по канату она тоже залезла довольно высоко. Не под самый потолок, где кончается канат, но уже очень далеко от пола. Другим за это всегда ставили «четыре», а ей вот почему-то «три».

А потом еще эта проклятая литература. Там тоже поставили «три». Она случайно перепутала Каштанку с Данко. Она сказала, что это Каштанка вырвала из себя сердце и осветила своим сердцем людям путь. Но, в конце концов, все персонажи русской литературы освещали своим сердцем людям путь, и кто именно вырвал из себя сердце, а кто – нет, кто человек, а кто – собака, как кого звали и в какой книге какого писателя – не так и важно.

И по географии тоже. Она не смогла найти Джакарту. Но эту Джакарту и другие тоже найти не могли, а «три» им не ставили. У нее в этот день были в первый раз месячные, да и вообще болела голова. Ей только за Джакартой еще не хватало лезть куда-то на самое дно географической карты. В институте ее отправили на овощебазу и случайно там заперли на ночь одну вместе с пьяными рабочими, которые всю ночь заставляли ее пить водку из горла и закусывать сырой картошкой.

На работе ей не давали карьерного роста. В трамвае ей наступали на ноги. В кинотеатре продавали билеты только на последний ряд. В театре – тоже, и при этом не давали театральный бинокль. На фронте она случайно расковыряла себе нос до крови, и ее за это отдали под трибунал, обвинили в сознательном членовредительстве: хочет уклониться от боев. По приговору трибунала ее расстреляли. Потом она случайно заснула на посту, и ее снова расстреляли, обвинив в преступной халатности. Посмертно ее не реабилитировали. Всех реабилитировали, а ее – нет.

В итоге она обиделась и стала сукой.

До советской власти ее тоже обижали. Не так сильно, как при советской власти, но обижали. Чехов сделал ее чайкой и убил. Он не дал ей долго существовать как чайке. Потом ее обидел Толстой. Он сделал ее конем и кастрировал. Не пожалел ее и Тургенев. Он сделал ее Муму и утопил. Лермонтов поманил ее воинской славой и красивой гусарской жизнью, но убил ее на дуэли как Грушницкого. Достоевский ей обещал много денег как старухе-процентщице, но скоро убил. Потом Достоевский ее обидел еще раз: он снова обещал много денег, теперь уже как Настасье Филипповне, вроде бы денег дал, но тут же саму и заставил эти деньги сжечь.

Горький ее разбил о скалы как буревестника. Чайковский разложил ее на ноты. Менделеев расщепил ее на атомы. Репин назвал ее бурлаком, и ей пришлось тащить неподъемные грузы. Алябьев заставил ее петь, как соловей, хотя она всегда мечтала ворковать голубкой. Русские матросы приняли ее за «Варяг» и потопили, чтобы она не досталась японцам. Потом, правда, сочинили о ней красивую песню. Песня ей очень понравилась, но ей все равно было обидно, что ее сначала потопили.

Пушкин ее зарезал как Земфиру. Гоголь назвал ее крысой, которая приходит из ниоткуда и уходит в никуда. Пастернак – февральской слякотью. Маяковский – лошадью. Гумилев – безумным трамваем. Мандельштам – вчерашним солнцем. Цветаева – мещанкой. Тютчев сказал ей, что она – Россия, поэтому невозможно понять, чего она хочет и что ей, собственно говоря, надо. Ахматова надела ей на правую руку перчатку с левой руки. Ленин реквизировал у нее золотое кольцо. Чапаев топил ее в реке Урал. Бабель колол ее шашкой. Шолохов вспахал ее как целину. Булгаков протащил ее по всему городу голой на метле. Зощенко окунал ее в ее же собственную очаровательно безграмотную речь. Сталин назвал ее бешеной собакой. Жуков обзывал тыловой крысой. Хрущев засунул ей в горло кукурузный початок, Юрий Никулин ее рассмешил до рвоты. Вольф Мессинг довел ее до истерики гипнозом. Веничка Ерофеев залил ее алкоголем. Гагарин ударил ее скафандром. Яшин попал в нее мячом. Высоцкий разбил об ее голову гитару. Солженицын не давал ей выйти из ГУЛАГа. Брежнев держал ее в очередях. Горбачев воткнул ей в спину гласность. Ельцин наехал на нее танком. В общем, ей было сложнее не стать сукой, чем сукой стать. Она и стала сукой.

Но она долго терпела. На что она способна как сука – она показала уже сейчас.

Она ничего не забыла. И никого не простила.

Она паркует машину посреди тротуара, чтобы прохожим было неудобно идти. Снимает сериалы, чтобы был забыт вкус настоящего кино. Берет взятки со студентов. С мелких производителей – высокие налоги. Она специально не чистит лед на тротуарах и не сбрасывает сосульки с крыш. Постоянно останавливает узбеков-мигрантов и заставляет их показывать ей справку о регистрации. Натравливает собак бойцовых пород на пенсионеров.

Она понимает, какая она в данный момент сука. Что так делать нельзя. Потом она сложит о пенсионерах красивую песню. Но только сначала она натравит на них собак. Она обзывает гомосексуалистов пидорами, а лесбиянок – коблами. Милиционеров – ментами погаными и волками позорными.

Сотрудником ГАИ она стоит на дорогах и придирается к автомобилистам. Она специально не строит новые дороги, чтобы автомобилисты стояли в пробках. Когда она работник таможни, то отнимает у пассажиров все предметы. Когда она судья, то топит все надежды на справедливый приговор. Когда она хулиган в метро, то как бы случайно колет пассажиров иголкой и толкает в спину инвалидов.

Она не любит молодых писателей. Пожилых тоже не любит. Очень не любит тех писателей, которые пишут рассказы. Поэтому она не хочет организовать премии за рассказ и дает премии только за роман. Она стиснула русское горло арканом коррупции. Она все только обещает, а сама при этом ничего не делает. Не спешит оказывать неотложную медицинскую помощь. Мешает искать пропавших детей. Отнимает у москвичей их квартиры. Превращает Москву в офисную пустыню. Висит камнем на русской шее. Лежит бревном посреди русской дороги.

Она тянет ко дну лодку русской экзистенции. Гасит весь блеск русского солнца. Она хочет только сидеть, как сыч, на нефти и газе, а ничего другого больше не хочет. Она не хочет навсегда проститься со Сталиным. Не хочет перезахоронить Ленина. Не разрешает марши несогласных. Пугает русский народ инфляцией. Она не дает русскому народу свободных выборов. Она замучила Россию своим особым, сучьим взглядом на жизнь. Русский народ недоволен. И все недовольны. Зато теперь они в расчете. А за «тройку» по этой идиотской литературе, когда она случайно перепутала Данко с Каштанкой, у нее со всем миром будет отдельный разговор.

Она только начала. Своего расцвета как суки она пока не достигла.

Она еще не за все рассчиталась. Не только за «тройку» по литературе.

У нее большие планы.