Кто там? Откройте – сантехник.
Фото Олега Ласточкина (НГ-фото)
Слаб человек перед сантехником. Слаб и немощен. И перед стиральной машиной, которую неверно приторочили к завиткам коммуникаций, – тоже слаб. Она враг ему.
В туалете течет. Два часа – ведро. Задержалась в гостях – ведро захлебнулось, вода потеряла границы. «Добрый день, компания «Э┘до», Дмитрий. В туалете течет? А вы не можете там чего-нибудь покрутить?» Отвечаю, что нет, той речью, в которой вместо грубой брани препятствия из взрывных согласных, потому что девочкам ругаться не к лицу даже от бессилия. Равно как и крутить что-то в туалете – не пристало и не положено. Дмитрий задумывается, но не перестает кокетливо улыбаться в трубку. Его наглаженные молодой женой рукава елозят с утра по светлому офисному столу. А мои красные сбитые колени – по осклизлому полу сортира. И так уже третий день. Он, должно быть, молодой, явно высокий и забавно нескладный. Манжетик в чернилах. И щека – тоже. Таких все любят, и у таких всегда все хорошо. Кредиты выплачиваются, краны не текут, с женой знакомы с института. Жена не изменяет и вкусно готовит. И подруг вроде Евы, у которой я вчера засиделась, у нее точно нет.
Ева Рауф, в прошлом Елена Перевозщикова, модель. Хотя это тоже в прошлом.
Сообразив в 22, что долго быть моделью неконструктивно, она стала искать в своей профессии ответвлений, сообразных амбициям и талантам. Нашла. Ева Рауф занимается сутенерством. В высоком смысле слова. Подыскивает людям подходящих жен среди себе подобных.
Рыдает на кухне. Вчера все клиенты, один только звонок ей каждому из которых обходится в 500 долларов, наплевали на задатки и объявили, что повлюблялись в нее саму. Отказываются от менеджерских услуг и настаивают на браке с хозяйкой агентства. Евиному женскому самолюбию это не льстит. Ева не женщина – Ева парень в юбке. А парни всегда расстраиваются, когда бизнес не задался. Правда, не рыдают и не размазывают по впалым щекам костлявыми спинками длинных ладоней месиво из пудры, теней и туши.
Стае своих подопечных русалок Ева снимает квартиру на Коломенской. Да и живет с ними же периодически, когда ее возлюбленный в очередной раз заходится в припадке от зависти к ее многочисленным и неоднозначным успехам.
«Ты хоть понимаешь, что полностью растоптала меня?! Просто стерла», – кричит он ей всякий раз, трясясь от негодования всем худосочным сутулым тельцем, когда выбрасывает из своей квартиры ее дорогие, но немногочисленные пожитки. Она не понимает. Раздаст кое-что из шмоток русалкам и послезавтра придет к нему снова.
Ева ненавидит смятые бычки. Они, говорит, «как женщина, которую получили. Мечта не должна сбываться». Так и кидает свои длинные недокуренные сигареты в окно. Прямыми. Непотушенными.
Я ей: «Докидаешься когда-нибудь до пожара». Она: «Договоришься до наводнения». Договорилась.
Я не первая Димина жалоба на сегодня, но наверняка самая занимательная. Ему весело, и он пытается продолжить разговор, несмотря на то что я пытаюсь прекратить его: придерживать трубку плечом и ухом, одновременно пытаясь не дать туалету слиться со всей остальной квартирой, и злиться при этом, что одним звонком ничего не добьешься, – трудно. «Хорошо. Мы приняли вашу жалобу. Теперь оцените, пожалуйста, работу информационной службы по пятибалльной системе».
Дима, я обязательно поставлю вам пятерку, если хоть кто-то придет мне на помощь. Прямо сегодня. Дима, понимаете, я в газете работаю, Дим, и там вот в эту минуту редколлегия идет, а я тут сижу, под унитазом. И никто, понимаете, Дима, никто не выдаст мне справку об уважительной причине отсутствия. «Я вас понял, я передам претензию в главный офис, я продублирую ее сегодня же повторно, ввиду сложности вашей ситуации. Но все же, будьте добры – оцените работу информационной службы по пятибалльной системе».
«Да пятерка тебе, пятерка! Дай мне только телефон сантехника вашего. Ведь есть же у вас сантехники, раз есть те, кто приворачивает ваши товары к унитазам?!» – «Извините, такой информацией мы не располагаем. Наш главный офис свяжется с технической бригадой, и они приедут к вам, как только освободятся или когда их маршрут будет пролегать через ваш адрес. Не волнуйтесь. Вам позвонят».
«А если к этому времени?..» запуталось в гнусавых гудках.
А к этому времени шантажом и обманом я раздобуду мобильник их штатного сантехника. Главного. Мат ему внятен. Судя по голосу, он сед и мудр. Его зовут Григорий.
Григорий огорошит человеколюбием. «Бедненькая, так вы ж не спамши┘ Ну покрутите там чего-нибудь. Воду перекройте, покуда они не приедут. Так-так-так, только не плакать. Я их к вам уже послал».
Придет ясноглазый лет тридцати колобочек. С помощником-оруженосцем. Роль спасителя ему не идет, но льстит. Придет – ринется в туалет, оседлает унитаз, ловко перехватит пухлыми кулачками вылезшие машинкины кишки. Взглядом отправит оруженосца вниз к машине за ключами и гайками. Если смотреть на спасителя со спины, смежив веки, через ресницы, то серая роба переплавляется в чешуйчатые латы, туалетные трубы – в гидру. Чисто Победоносец.
Из туалета доносится ласкающий ухо матерный лай. Он здесь. Он пришел. Он орет на помощника, который – одна нога здесь, другая уже тоже здесь, – разумеется, принес не то. Помощник долговяз и конопат. Жонглирует пузырьками из-под освежителей воздуха и лучезарно щерится: «Хозяйка! А чё деньги-то повсюду валяются?» – «А? Какие деньги?» Предъявляет мне мокрый рубль, который нашел, пока мыл полы в туалете, после того как его начальник сделал трубам и проводам болезненную операцию с криками: «Перекрой воду на кухне! Твою мать. Я говорю, хорошо перекрой. Как следует!»
«Деньги-то? А это на счастье. Чтоб водились. Только надо, чтобы в доме ничего не текло. А то не поможет».