Елена Семенова
На смену лету приходит зима, а спортивные натуры всё бегут и бегут...
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)
Мобильник начинает противно зудеть, нервно подпрыгивая на тумбочке. Я тянусь, тянусь к нему и передаю его спящему мужу. Для кого утро, а для кого и глубокая ночь. Честно говоря, в последнее верится гораздо больше, когда за окнами густится тьма. 7.30. Муж тотчас вскакивает с постели, на ходу замечая, что у них сегодня на работе некая миссия, так что они поедут куда-то, где их будут кормить обедом. Это значит, сухой паек можно не собирать. Слово «миссия» вызывает у меня в голове одну ассоциацию. Про то, что она невыполнима. Но это не печалит, наоборот, я еще на пятнадцать минут благодарно утыкаюсь носом в подушку.
Подхожу к окну и вспоминаю, что на улице не только мороз, но и снежные заносы. Пробки-то пробками, сейчас меня волнуют не они, а некомфортные условия утренней пробежки. Наверняка привычную с детства площадку «Малахит» завалило снегом, и бегать придется вокруг Дома культуры, где дорожка, по крайней мере, плотно утрамбована пешеходами. Мороз –2. Брр! Собрав волю в кулак, надеваю старенькую застиранную майку. Передняя часть определяется по въевшимся точкам краски. Светло-голубые шорты, подаренные мне подругой, и, конечно, добротные белые кроссовки, купленные в Строгине. Белизна и мягкая пружинистость – особый кайф. Правда, шнурки длинны – надо завязывать на два бантика.
В кармане – традиционные салфетки. При беге активно вырабатываются продукты выделения, именуемые сопли. Они затрудняют правильное спортивное дыхание – через нос. На площадку перед лифтом выхожу с тайным желанием – никого не встретить. Не по причине природной замкнутости. Просто утро – такое священное время, когда душа и разум еще чисты, как белый лист бумаги. На них еще не появились автографы дня. Хочется какое-то время побыть в этом младенческом, безъязыком состоянии. Не всегда случается такая удача. В лифте царит дружелюбная тетенька, одобряющая мои пробежки. Другая, сухопарая и флегматичная, – усиленно пытается затащить меня на занятия йогой.
Рефлекторно проверяю почтовый ящик. Вероятно, эта привычка стала калькой моих постоянных проверок другого ящика – электронного. Что же касается обычного – голубого, железного, то на нем давно нет замка. Мы тысячу лет ничего не выписываем, и если что-то обнаруживаю там, то это: а) рекламные буклеты, б) налоговые письма и счета, в) газеты «Округа», «Октябрьское поле» и «Экстра-М». Когда-то в нежной юности, помнится, я выписывала журнал «Ровесник», а недавно узнала, что именно в нем начинал писать Артемий Троицкий. Один мой возлюбленный оставлял в ящике гневные письма и даренные мной подарки. Иногда кто-то из жильцов выставляет на ящиках старые книги, среди которых можно найти интересные экземпляры, вроде книжечки «Горе от ума» издания позапрошлого века.
Мощная железная дверь подъезда медленно закрывается, тело зябко и неуютно охватывает утренний морозец. В палисаднике, у торца кирпичной девятиэтажки, краем глаза замечаю парочку гастарбайтеров, а краем уха слышу отпущенную фразу: «О, сиськи побежали!» «Ёксель-моксель, – думаю я, делая вид, что не услышала, – а они ведь наверняка не первый день здесь работают, значит, это у меня уже прозвище такое?» Впрочем, лестное. В последнее время гастарбайтеров много. Их возят целыми автобусами из общежития на стройку, никуда не выпуская, потому что у них нет регистрации. И они используют любую возможность подцепить девушку.
Спортивная площадка завалена снегом. Он забивается в кроссовки и тает, а местный парень-дворник, как назло, меланхолично расчищает лишь пространство у ворот.
Этой осенью я играла в салки с поливалкой, которая мыла площадку. Ей так и не удалось меня догнать и облить. Когда погода пасмурная, я даю себе задание: описывая круги, «выкрутить» из-за туч солнце. И осенью это часто получалось! Но, увы, не сейчас. Бледный диск на какую-нибудь минуту показывается на небе и скоро исчезает. Я направляю стопы вокруг ДК. Это пространство открыто со всех сторон, поэтому особенно остро ощущаешь вторжение и колючесть озабоченного, невыспавшегося мира. На дорожки выдвигается каста собачников. По правде, они мои друзья. Я сама здесь гуляла, когда у меня был рыженький пес Чубик, и вовсе не боюсь, что меня укусит вон тот дородный ротвейлер. Но ныне я – в касте спортсменов. Правда, каста наша невелика: я да седой симпатичный мужчина.
Меня настигает мысль – растереться снегом. Я часто так делаю. Это жгуче, больно, но потом становится приятно. Лицо мокрое, румяное и горит. Но процесс довольно интимный, не хочется делать это при свидетелях. А тут, как назло, появляется мужик с двумя меланхоличными пекинесками. Как будто две муфты на поводках. Медленно идет по аллейке, да еще оглядывается, будто догадывается о моих намерениях. А навстречу ему – дама с двумя карапузами. Забавно: у кого пекинесы, у кого карапузы. Вот они таращатся на меня во все глаза. Интересно: что они про тетю думают? На повороте шарахаюсь от пронзительного сигнала машины. Вот вопрос, а имеет ли она право здесь мне сигналить. Зона вроде как пешеходная. Значит, приоритет у нас. Но когда я рассматривала это место на карте, то дорожка за домом оказалась Клубным проездом.
Дорога назад. Из сделанного в виде горки каменного домика бомбоубежища выросло дерево. Мы это заметили давно и даже сфотографировали. Краем глаза замечаю, что из нового железного заборчика выломали секцию. Меня всегда поражал даже не сам факт вандализма, а откуда на него берутся силы. В голове всплывает привычная картина – разломанные опоры дворовых штанг и завязанные узлом качели. «Богатыри – не вы!» Может быть, они делают это под наркотиками? В свое время были очень популярны деревянные городки, которые нравились детям. Такой городок перед нашим домом за семь лет раскатили по бревнышку. Ничего не осталось! Подбегая к подъезду, в очередной раз машинально думаю: зачем же в палисаднике за домом асфальтировали эту крошечную площадку? Машина туда не подъедет, велосипед там без пристежки не поставят, да и лавок нет. Умом Россию не понять. Много все-таки в ней тайного, необъяснимого, загадочного. И от этого моя любовь к ней становится только сильнее.
