Еду я на родину

Если город с Пизу, это в самый раз.
Фото Александра Тягны-Рядно

Поехали мы с мужем, фотографом Александром Тягны-Рядно, на художественный фестиваль в Тоскану: это местные виноделы (знаменитое кьянти) проводят каждый год акцию – зовут художников из разных стран, делают выставку привезенных работ, селят в своих резиденциях на неделю (у них развит винный туризм, так что живешь в отдельном домике – как в гостинице), в конце художники показывают то, что сделали за это время.

Саша привез фотографии, среди которых был давний портрет Ельцина, он почему-то всех поразил. Спрашивали: неужели можно было главу государства снять так вот близко и запросто, не будучи кремлевским фотографом? Российский «бренд», к сожалению, – это Кремль. Не пейзажи, не человеческое, не поэтическое, а политика. Сколько ни выступала в разных странах с чтением стихов, после этого неизменно следовали вопросы о Горбачеве, Ельцине, Путине, остальное – как бы детали, издалека не различимые, внимание публики не успевает до них добраться. Детали, то есть сама жизнь, стали уделом специалистов.

Летели мы в Милан с пересадкой в Цюрихе, и вдруг мне страшно захотелось жить в Швейцарии – стране без политики, стране, во всем следующей формуле Будды: «Срединный путь». Страна, понятно, христианская, но в этноконфессиональном отношении скромная, без заламывания рук.

«А в Италии не хочешь?» – спрашивает Саша, поднимаясь по трапу. Но я не хочу жить в зоне досягаемости щупалец спрута – мафия (итальянский бренд) вынуждает о себе думать. Хотя в Италии красоты и можно спрятаться в башне из слоновой кости: вот Пизанская – с XII века стоит, накренясь, будто падает, и не падает. Невероятное зрелище. И мрамор ее такой теплый, живой, бело-розовый, и сделано все пусть и с существенным изъяном в архитектурном проекте (не то что древние римляне строили – на века, крепко, прямо, обтачивая камни с точностью до микрона – без цемента ж все держалось, чистой математикой!), но с тщанием и вкусом в отделке.

Пиза – город того размера, который в моем представлении и соответствует слову «город». Флоренция – больше, и это максимальный размер города, дальнейшее разрастание формирует пространство другого типа: мегаполис, башня не пизанская, а вавилонская, которая неизбежно распадается на куски, держать их вместе – усилие столь большое, что пресловутая политика всех касается. Это ж она как бы не дает вавилонским башням рухнуть окончательно. Это она тенью своих щупалец создает эффект равномерно серого неба над вавилонскими мегаполисами, а самими щупальцами жалит, доит, гладит, и все спорят, какие щупальца похожи на резиновые дубинки, а какие – на золотой дождь. Золото, символ Флоренции, Золотые ворота из чистого золота напротив гигантского собора, выложенного знаменитой флорентийской мозаикой, и Золотой мост, на котором спокон веку живут, работают и продают свои изделия ювелиры. Невероятно, почти как Пизанская башня: мост застроен трехэтажными солидными домами (еще Бенвенуто Челлини там жил и чеканил драгметалл) – должен был бы рухнуть уже, надломиться под тяжестью, так нет, стоит, выдерживая еще и толпы туристов, глазеющих на золотой блеск и прикупающих украшения. Не просто колечко, а с Золотого моста, от ювелира в двадцатом каком-нибудь поколении (мост построен в 1345 году). Я ничего не купила. На что мне золото? Мне бы укутаться во что, в родном мегаполисе брезгую: тут либо то же, но на порядок дороже, либо фальшак, либо китайский байковый халат с люрексом.

Ездили мы в Италии по городам и весям на «Антилопе Гну». Винодел, в чьей резиденции мы жили, выдал нам «Фиат Пунто» тридцатилетней давности, подсобная машинка у него, сам на «Мерседесе», разумеется. Едешь – думаешь, сейчас развалится железяка, а она ничего, едет. И рев издает, как «Ламборгини». «Ламборгини» нам тут и там попадались в Тоскане – не спорткары, а тракторы, на них землю пашут. Землю попашут – попишут стихи, но не признаются в этом: считается постыдным занятием. Разве что пенсионеры отдаются поэзии, акции устраивают, собираются в барах и горячо обсуждают будущее. Встретила таких в Милане: десяток старичков-поэтов до полуночи не могли разойтись – поэтические планы строили, ругались, серьезные такие – нашли смысл жизни.

У Италии интересная конфигурация: родина Данте (все та же Флоренция) литературу вообще и поэзию в частности нынче не привечает, а прогресс и живопись – очень даже, то есть дело Леонардо живет и побеждает, а дело Алигьери чахнет. «Земную жизнь пройдя до середины, я оказался в сумрачном лесу» – помню начало «Божественной комедии» даже по-итальянски. А итальянцы уже не помнят. К Леонардо мы совершили первую поездку на «Антилопе Гну»-«Ламборгини» – в Винчи. Такие городки и надо, вероятно, считать весями (по правде, не знаю, что значит это слово): размер меньший, чем того требует Город, это городишко – сонный, безлюдный, у редких прохожих и сидельцев в барах вид неотесанный. В Италии (в отличие от Франции) много неотесанности, они говорят – аутентичности: типа, как было, так и есть, без всякой реставрации. Но это меня и смущает в Италии (отчего я больше люблю Францию – они сравнимы, много похожего, из одного корня выросли): разрыв между классикой – античным Римом и итальянским Возрождением – и теперешними итальянцами. Теперешние – как бы забыли служение, ведь все эти соборы, башни, поэмы, фрески, скульптуры, картины, сонеты – служение высшему, как его ни понимать, будто смотрит на тебя сверху Око и надо пред ним выглядеть наилучшим образом. Теперь видеокамеры повсюду, то же Око, но они не для того, «чтобы», а «чтобы не» – не хулиганить, не грабить, не убивать.

Родина Леонардо – два музея его изобретений, дом-музей, а вокруг – прозябание. Город должен быть с Флоренцию. Или Пизу. Еще есть деревня, где мы и жили: просторы, долины, холмы, редкие домики, кипарисы, неаполитанские сосны, виноградники, оливки, земляничное дерево, деревья грецких орехов, охотники со стаей собак – тоже одни пенсионеры. Молодым, говорят, на охоту неохота. И вообще мало что охота. Ну работают, денежки зарабатывают. Кто на «Антилопу Гну», кто на «Ламборгини». Искусство же проходит обратный исторический путь: в XX веке копировали величественное возрожденческое (с оригиналом лучше не сравнивать), авангардное Cредневековое, киклад, теперь дошло до кроманьонцев. Один из самых известных тосканских художников – Карло Ромити, тоже участник выставки, – делает картины, в точности воспроизводящие наскальные росписи пещер Ласко. А он их и не видел даже. Один художник, приехавший на фестиваль, вдруг говорит: «Микеланджело был такой жмот! Получал бешеные деньги, а жил на копейки». Как описать пропасть между временами? «Дум высокое стремленье», дар небес в помощь, тогдашние спруты отсыпали мастеру золота, но это были не спруты, а флорентийского размера львы – охранявшие город и заказывавшие высокую музыку. Микеланджело жил в эпоху бесконечно долгого будущего, теперь-то искусство не дороже золота, перспектива свернулась в рулон.

А вот и аутентичность: городишко Вольтерра – целиком XIII век. Толстые стены сурового коричневого колора – город-крепость на холме. Тут жили этруски, до римлян они населяли Тоскану, откуда и ее название (римляне звали этрусков «тусками»). Некоторые считают, что этруски – праславяне, общие предки русских и латинян, что должно подкреплять лозунг «Москва – Третий Рим». Письменность их пока не расшифрована, так что говорить можно все что угодно.

Обратный путь – с повышенным комфортом: бизнес-класс (такая фишка у швейцарского перевозчика, чтоб обратно в Москву перевеса не было от обильного шопинга, чтоб еда – не просто, а от шефа со звездой Мишлена, за те же деньги), вот оно Домодедово, мы с Сашей подходим вдвоем к паспортному контролю. Все документы всегда у меня, без очков не разберу, где чей паспорт, и тут вдруг... «Передача паспорта другому лицу является уголовным преступлением, – говорит молодой пограничник, – подходить строго по одному». Что-то новое, сколько лет по двое подходим на всех границах – на российской улыбались даже, и было это не так давно.