Как я стремилась соответствовать

На актуальное искусство обязательно надо смотреть с умным видом. Понимать необязательно.
Фото Алексея Калужских (НГ-фото)

Самое странное из всех стремлений общества в начале третьего тысячелетия – стремление быть в тенденции. Помню, впервые услышала эту формулировку от своей подруги – мы пили чай в уютном кафе, как вдруг отворилась дверь, и вошла довольно странная пара. Во-первых, было совершенно непонятно, кто из них кто (в смысле половой принадлежности); во-вторых, они выглядели так, будто выступают не только за равноправие полов, но и за легализацию легких наркотиков и официальное разрешение однополых браков одновременно. Когда же эта парочка уселась прямо напротив нас и с живостью начала обсуждать последнее произведение Харуки Мураками, сравнивая его идейную направленность с «Кодом Да Винчи», моя подруга вскинула брови и спросила: «Что это? Попытка быть в тенденции?».

Я сразу не поняла, что она имела в виду, но, чтобы не уронить свой статус человека с углубленным донельзя высшим гуманитарным образованием, ответила: «Да┘ сейчас все к этому стремятся».

Продолжая разговор ни о чем со своей подругой, глядя на ее бирюзовые бусы под цвет глаз и взбитую коконом, заколотую назад часть прически, которая в быту именуется челкой, я поняла, что и она, возможно, стремится быть в тенденции, только тенденция у нее какая-то другая, в корне отличающаяся от той, к которой стремится это поколение, надевающее джинсы на область между бедрами и коленками. Да и я, набравшая на свое имя кредитов на сумму, во много раз превышающую заработки, разве я не стремлюсь к тому же?..

Но, несомненно, есть и те, которые не только не стремятся, но им и в голову это никогда не пришло бы. Как, например, другая моя подруга, которая на вопрос: «Надя, а что такое, по-твоему, тенденция?» ответила, что «это наверняка какой-нибудь умный термин, только не знаю, из какой науки».

Так вот, не забивая себе голову подобной ерундой, Надя в отсутствие достаточного количества средств (такая же жертва системы кредитования населения) решила подарить родителям на серебряную свадьбу не что-нибудь, а новый забор. Который построить было решено общими усилиями, то есть непосредственно Надиными, Сережиными (муж Надежды) ну и моими, так как волею судеб я отдыхала как раз на той самой даче Надиных родителей, где над оврагом должен был вырасти новый забор. И когда мы с Надеждой таскали песок в позаимствованной у соседа тачке, чтобы выровнять землю над оврагом, и когда вечером Сергей материл нас на чем свет стоит, пытаясь донести до Надиного незамутненного сознания, что два человека, чей вес в сумме не составляет и ста килограммов, не могут изменить местный ландшафт, и даже когда к концу третьего дня это творение рук человеческих возвысилось над оврагом и к нему был торжественно прикреплен умывальник, я думала: «Вот, живут же люди, ни к каким модным тенденциям не стремятся, и все у них, как в хорошем старом кино».

Но вскоре, поняв, что моему организму был нанесен некоторый урон, а душа требует урбанистических пейзажей, я, не оставляя своего главного стремления все время быть в тенденции, как и всякий русский человек (живущий на территории бывшего СССР), отправилась┘ Конечно, в Москву! В Москву! Где не только каждый к чему-то стремится, а некоторые даже попадают туда, куда хотят.

Вот и я попала. На выставку. Великолепно! Вся Европа говорила об этом художнике – и вот у него выставка, целых три этажа в ЦДХ! Но чем дольше бродила я среди инсталляций и дорогущих плазменных экранов, тщетно пытаясь понять, в каком же из закоулков здесь притаилось настоящее искусство, тем яснее становилось, что стремление быть в тенденции – это глобальный процесс, охвативший все сферы жизнедеятельности соотечественников. Но вот ко мне подошли два гостя из дальнего-предальнего зарубежья и спросили, растерянно улыбаясь, на ломаном «великом и могучем»: «Простите, а где мы можем посмотреть настоящие картины?» О! Друзья, вы, видимо, как и Надежда, ничего не знаете о том, к чему мы теперь все стремимся, подумала я и ответила: «В Третьяковской галерее... Ну, еще в Пушкинский можно сходить». Они с европейской непосредственностью протянули мне план метро. Я указала на нужные станции и тоже покинула выставку.

Вернувшись домой, я все же поддалась снова. И, пытаясь быть в тенденции, решила посетить некие «святые места» недалеко от родного города. Мы там долго ходили по какой-то горе, потом посетили часовню и совершили омовение в купели. Руководитель паломничества спрашивал, чувствую ли я облегчение, освобождение или еще какие-то новые чувства. Я, как ни старалась, ничего нового в ощущениях не обнаружила, кроме приближающегося ОРВИ. На обратном пути нам было предложено посетить дом человека, чьими силами в этом месте была возведена часовня. Обычный деревенский дом, хозяин – обычный человек (если не считать того, что лет десять назад бросил престижную работу и все, что с ней связано, и теперь даже кур разводит для соседей, потому что у самого рука не поднимается пустить их на суп).

Я, отделившись от общего чаепития и разговоров о том, «что есть истина», пробралась в сад. Размышляя, к какой же категории «стремящихся» или «не стремящихся» отнести хозяина подворья, приметила гусенка, подошедшего ко мне почти вплотную, и меня охватило естественное для городского жителя желание приобщиться к природе. Я попыталась его схватить, гусенок странно на меня посмотрел (если бы у него были пальцы, то он наверняка покрутил бы одним из них у виска) и чинно пошел дальше, я – крадучись за ним. И вот когда я, снова улучив момент, совершила бросок, направленный на поимку гусенка, одна моя нога в новеньких кроссовках, так чудесно подходивших к кепке, венчавшей мою голову, оказалась в выгребной яме┘ Почему-то мне стало ужасно смешно. Я вытащила зловонную ногу и, сидя на грязной земле в своем розовом спортивном костюме, подумала: «Какая тенденция? В чем она заключается? С понедельника не буду к ней стремиться, возьму отпуск, пока просто поживу».

Был вечер воскресенья┘