Кто кого больше боится, непонятно.
Рисунок автора
Думать надо мало. Действовать быстро. Если говорить, то вслух. И не с самим собою, а с кем-нибудь. А кто-нибудь не заставит себя ждать. Кто-нибудь придет. Он придет обязательно. Сначала это будет сосед, который захочет рассказать вам, что ему слышно, как вы живете. И если вы так и не вступите с ним в настоящий диалог, которого он жаждет, – это вопрос только вашего малодушия. Не больше.
– Ну почему не открываете? Хотите, чтоб я с милицией пришел? – спрашивает он у тоненькой моей входной двери почти ласково и доверительно. Я вижу его в глазок. Он маленький. Он ростом мне по грудь и дышит шумно своим картошечным носом в тоненькую-претоненькую входную дверь. И я, кстати, не уверена даже, что она заперта. Мы совсем близко и не определились до конца, кто кого боится больше.
– Нет, дедушка, не хочу. Мне нечего ответить ни вам, ни вашей милиции. А почему не открываю? Ну как вам сказать┘ Вот я могу сейчас, дедушка, резко так открыть дверь, тогда вы увидите перед собою абсолютно голую женщину (если не считать, конечно, длинных резиновых перчаток цвета спины шпалоукладчицы). В руках у женщины швабра, на швабру аккуратно намотана мокрая и грязная тельняшка.
А глаза я, дедушка, сделаю невинные-невинные, потому что Нино Катамадзе с надрывами джазовыми про Сулико я уже выключила, как только вы начали настырно звонок мой насиловать.
Я, ведь, дедушка, знаю, что именно она вас раздражает. Хотя, дедушка, сейчас воскресенье – три часа дня. Мы с Нино правы, а вы с милицией – нет. Я лично не могу в тишине убираться, а вы, может, Нино Катамадзе просто не любите? Чем не угодила грузинка?
А что предпочитаете? Утесова, наверное. О! Да вы эстет. У меня есть. А то хотите Дину Верни? Не знаете? У-у-у, дедушка, полжизни даром, если не слышали вы ни разу: «Только зря, говорю, господин надзиратель, рукавицей вы мне по губа-а-а-ам». Так я сейчас поставлю, хотите?
Или это: «Десять суток кровавыми красил губами я концы самокруток свои-и-и-их┘ Господа из влиятельных лагерных урок за размах уважа-а-а-али меня-а-а-а».
Откуда репертуарчик, спрашиваете? О! Да я вам расскажу, дедушка. Непременно расскажу. Все расскажу. Только давайте без милиции. А?
И вообще я бы с удовольствием с вами поговорила, дедушка. Сели бы на кухне, как люди, по сто грамм. У меня водка в холодильнике – истинно слеза. Ерунда это, что не пьют девушки с дедушками. И не такое бывает.
Просто я смущать вас не хочу. Вы ж добропорядочный. Вы проникнетесь обаянием (так всегда бывает, когда двое начистоту разговаривают, реальное обаяние здесь ни при чем) и поверить не захотите во все, что услышите. А придется. Я очень правдиво вру.
Вы быстро забудете, что я соседка и что меня надо активно не любить.
Вы возьметесь починить мне телевизор, вы расскажете, по какому телефону звонить сантехникам, вы раздобудете для меня пассатижи, шепнете, где недорого сделать дубликат ключей и когда точно починят домофон. И будете вот в это же время по воскресеньям приходить и сообщать, что молдаване привезли к подъезду сметану и деревенский творог.
Вы пожалуетесь мне, как несносна была прошлая хозяйка, Царствие ей Небесное. Я отвечу, что, напротив, нашла ее вполне милой.
Правда, при жизни я ее и не знала. Да она вот только приходила, совсем недавно. Пошуршала, шкафы проверила.
А я лежу, сплю и думаю, как хорошо, что убраться успела, помыла все и гобелен ее плюшевый с Беловежской пущей не выкинула, как злорадно советовала ее же собственная сноха, передавая мне ключи, а просто в прихожую запихала.
А они, дедушка, кстати, всегда приходят только на границе сна и яви. Чтобы здравый смысл следующего дня заставил забыть потом, как бестелесная хозяйка тронула вас как-то почти по-родственному за пятку и сказала: «Ну все, я пошла».
Ну как сказала – не артикулируя, конечно, они, знаете, разговаривают вот так же, как мы сейчас с вами, воздух понапрасну не сотрясают, а основная мысль ясна.
Вообще уходите, а? Ну, правда, уходите.
Мне неудобно уже бесшумно стоять в тельняшкиной луже. Переминаюсь с ноги на ногу тихонько. Паркет поскрипывает.
Дедушка слышит малодушные всхлипы недомытого пола под бесправным телом. И ему тоже, кажется, становится неловко.
Он пришел пошуметь-покричать, погрозить милицией, а тут стоят перед ним тупо голышом со шваброй и глазами молча хлопают.
Он, конечно, ничего этого не видит за тоненькой-тоненькой, почти картонной входной дверью, но, разумеется, все чувствует. Просек же как-то, что именно за этой дверью его боятся. А живет ведь двумя этажами ниже.
Ну, давайте, дедушка, кто умнее, тот и прекратит первый. А то я долго так стоять не могу. У меня кран на кухне не выключен. И балкон открыт. А вам, судя по всему, торопиться некуда.
Вы-то с бабушкой своей уже наверняка пообедали и вот отправились порядок в обществе наводить. Подождите... или нет никакой бабушки?
Ну, конечно, как же я сразу не догадалась! Вам же просто одиноко. И скучно. Вот вы и пришли ко мне. Не самодостаточная вы личность, дедушка. Не цельная.
А я, дедушка, еще знаю одно секретное заклинание – надо зажмуриться сильно и сказать мысленно нежелательному собеседнику: «Да пошел ты┘» Только смачно сказать, без эвфемизмов, без экивоков. Всё по форме, не стесняясь.
Выговорить надо четко, 12 раз, но по-доброму. Безоценочно. Зла никакого не вкладывать, агрессии тоже – она только помешает, потому что слово в этом заклинании такое древнее и такое сильное, что оно само по себе, без посторонней помощи работает.
Ну, все, дедушка, у меня уже глаза болят жмуриться, и я сейчас уже все вслух скажу, все, что там в заклинании положено, и тогда кранты волшебству.
Картошка тем временем отлипла от двери, незаметно шмыгнула к алюминиевой полоске закрытого лифта. Лифт, молчаливый по выходным, заскрежетал, нехотя тронулся, приехал ко мне на этаж забрать дедушку. И забрал. Работает ворожба.
Снова стало тихо. Совсем тихо. Гулкое горло подъезда проглотило крошку-человека. Без громких мыслей и без дедушки стало слышно даже, как капает грязь с тельняшки на паркет.
Эх! Дедушка, вот мне уже и скучно без вас. Не самодостаточная я, дедушка, личность, наверное, не цельная. Ну почему, спрашивается, дверь не открыла? Малодушие.