Катя Метелица
Музыкант, не защищенный авторитетом имени, – один из многих, играющих в переходе.
Фото Евгения Зуева (НГ-фото)
Мне-то анекдот про «ехать или шашечки» рассказывали раз примерно триста, но именно последний (крайний, как учит меня говорить друг-летчик) раз заслуживает упоминания. Было так: я вышла из стеклянных дверей метро «Китай-город» и увидела ослепительную алую сумку. Сумка показалась мне совершенством: пропорции, длина ручек, полное отсутствие всяких украшательств, идеальный размер – очень большой, но все же не чемоданистый. Но главное, конечно, цвет. Давно мечтала о такой – чтобы машины останавливались. Я пошла на эту сумку, как на огонь. Подошла к киоску вплотную – и все, облом. На ней оказалась этикетка – Prada.
«Ыыыы, подделка!» – промычала я вслух, потеряла над собой контроль от такого разочарования. Тут-то вот продавщица и выдала это, знаменитое: «Вам ехать или шашечки?» Я потом брела по длинному-длинному коридору и размышляла о том, что попала в когнитивный диссонанс (почему и упоминаю этот случай; обожаю употреблять такие умные слова). Продавщица задела меня за живое. Именно эту альтернативу: «Ехать или шашечки» – я всегда решаю в пользу «ехать». Но только тут для меня «ехать» было бы – если б понравившаяся мне сумка оказалась совершенно любого, пусть самого дворняжного происхождения (а какая еще, спрашивается, могла быть в переходе?), но вот только не фэйк. Ну, а для продавщицы качественная, как они это называют («Качественная, очень качественная!» – кричала она мне в спину), подделка – это очень себе «ехать», а вот придираться к происхождению – «шашечки». И это при том, что торгует-то она в чистом виде «шашечками» – лейблами, причем поддельными. Вот в чем парадокс.
Вообще это был тяжелый день. Пробки в городе были на восемь баллов по восьмибалльной шкале, я весь день ездила на метро, исходила тысячу переходов, уставленных тысячами киосков. Красные сумки стали моим наваждением. Попалось несколько очень, очень хороших. Не таких, как первая, но все же. И все при ближайшем рассмотрении оказались подделками известных марок, гуччи-фигуччи. А ни одна из беспородных (что меня в принципе бы устроило) сумок мне не понравилась. Впервые в жизни я начала подозревать, что в «шашечках» что-то есть.
По совпадению в тот же вечер я прочитала статью про скрипача Джошуа Белла, который ради эксперимента тоже спустился в подземный переход (в Вашингтоне) и почти час играл там Шуберта и Шумана. На скрипке Страдивари. Сам был в джинсах, фуфайке и бейсболке. Джошуа Белл считается лучшим американским скрипачом, он до крайности артистичен и необыкновенно красив. При этом straight and single, что уже делает его кумиром миллионов. Впрочем, был час пик. Ему бросали четвертаки и пенни, весь сбор составил тридцать с чем-то долларов.
Вот ведь что удивительно: не стоящая доброго слова кожгалантерея прошла испытание Подземным Переходом. А скрипка Страдивари – нет. Как понять? Может, Джошуа Белл плохо играет, его слава раздута? Знаете, я зашла на его сайт и щелкнула на Ave Maria – послушала и чуть не заплакала, а я очень маломузыкальный человек┘ Впрочем, кое-кто все-таки слушал игру Белла в переходе – одна женщина; она положила в футляр целую двадцатку. Накануне она как раз была на концерте Белла и узнала его. Ее имя напечатали в Washington Post. Она теперь герой нации – практически как та старушка, которая распознала Вермеера в замусленной картинке на блошином рынке. Впрочем, ту двадцатку не засчитали – и правильно. Вот если бы она не узнала его, а просто искренне восхитилась, как трогательно пиликает парень в бейсболке┘ Ладно, вот еще история: в утешение.
Светский обед на частной вилле в окрестностях Мюнхена. Среди гостей – потомок Гогенцоллернов и Габсбургов, великолепный вековой дуб, чьей биографии хватило бы на несколько томов «Войны и мира». Всех пережил, всё пережил, видел в жизни едва ли не всё, но не потерял интереса. «Вон та девчонка, – взглядом и кончиком сигары указывает случайному соседу на невысокую рыжеволосую даму, легко опирающуюся на руку статного спутника, тоже светло-рыжего. – Эта девчонка, она, наверное, хорошо танцует. Я думаю, она танцовщица, да┘» – «Помилуйте, – говорят ему. – Эта, как вы выразились, девчонка – это всемирно известная балерина Майя Плисецкая. Майе Михайловне семьдесят с лишним лет». – «Ну, да, – этот обломок империи решительно не понимает, отчего его собеседники так пересмеиваются и переглядываются, будто он сморозил невесть что. – Я и говорю, она танцовщица. Я их всегда узнаю, этих девчонок. У них такая особая осанка┘»
