Город казаков и разбойников

Софийско-Успенский собор в Тобольске – первый каменный храм за Уралом.
Фото автора

Иртыш, если смотреть на него от стены Тобольского кремля, шириной и мощью не впечатляет: река и река. Волга у Нижнего пошире будет едва ли не вдвое. Но если бы не Иртыш, не быть бы Тобольску три века сибирской столицей: это второй, а не первый русский город за Уралом. Первой – на год старше – была Тюмень, такой же казаками атамана Ермака отстроенный острог, как и Тобольск, но без полноводной реки, которая в те времена заменяла железную дорогу и санный путь. Вот так и получилось, что Тобольск перехватил у Тюмени первенство.

Сейчас, впрочем, все изменилось: построенные по проекту первого сибирского картографа, зодчего-самоучки Семена Ремизова торговые ряды молчаливо вспоминают шумные караваны бухарских купцов, которым за их богатство дозволялось селиться прямо у стен кремля (кстати, единственного в Сибири), а по потрескавшимся асфальтовым тротуарам тобольского Подола, прибрежных старых кварталов, бродят самоуверенные коровы. На Подол можно спуститься по Прямскому взвозу – многоступенчатой деревянной лестнице на склоне холма. Именно этот ракурс любят изображать сувенирных дел мастера на разных глиняных магнитиках и резаных по кости (местный народный промысел) брелочках, которых полным-полно во всех гостиничных и музейных ларьках.

О былой славе вспоминает и Софийско-Успенский собор, мощный и высокий, с барочными золочеными куполами, первый за Уралом каменный храм. Музейная дама из местного туристического управления сетует: церковь отдали РПЦ, и батюшки взялись за реставрацию по-своему: закрасили ценнейшую, с насечкой и травлением-золочением, железную дверь XVII века, ровным слоем серой краски, и все дела. Православная церковь в Тобольске издавна сильна: сюда присылали самых красноречивых и энергичных миссионеров, которые сначала обращали в христианство язычников – ханты и манси, а потом причислялись к лику святых, как, например, местночтимые преподобные Павел и Иоанн, митрополиты Тобольские. Есть и менее сановные, но не менее почитаемые святые: зимняя церковь за Софийско-Успенским храмом, темноватая, с низким сводчатым потолком, буквально набита разного рода мощами, к которым постоянно тянется ручеек паломников.

А неподалеку, тут же в кремле, – семинария. Этакое религиозное курсантское училище. Молодые люди даже форму носят, похожую на военную: черные френчи с пуговицами от стоячего воротничка до подола. В штатском ходить не положено даже в увольнительную, а сбежать в город без увольнительной – та же самоволка, что и в армии. Одно, правда, есть отрадное послабление будущим батюшкам: совместное обучение. В семинарии учат и девушек – церковному пению и иконописи. И правильно делают: священник должен быть женат, а чем плохо жениться на однокурснице-единомышленнице? Семейным предоставляется общежитие.

А через дорогу – еще одно весьма известное заведение, абсолютно противоположного характера: тобольская пересыльная тюрьма. Тобольск был всегда городом этапно-тюремным, даже знаменитый угличский колокол с отсеченным «ухом» и вырванным языком мотал там срок. Для него, чтоб чугунный зэк не бедствовал, построили даже невысокую колоколенку. Сейчас в остроге музей – тобольчане усиленно стараются развивать туристическую инфраструктуру и радовать приезжих местной экзотикой. Но все равно место мрачное. А если еще и полюбоваться в краеведческом музее колодками, да цепями, да клеймом «ВОР», которыми клеймили в лицо рецидивистов царских времен, то и вовсе расхочется задерживаться на острожном дворе.

В музее есть вещи поинтереснее. Например, хантыйский летний чум из бересты. Зимние, понятно, делали из шкур. Экскурсовод всегда задает туристам вопрос – почему детская люлька висит у самого входа? Ответ очень простой: у язычников не было феминизма, и теплый дальний угол предназначался мужчинам, женщинам туда ходу не было. А еще ханты были хитрыми дипломатами: после охоты на медведя устраивали праздник в честь покойного, уверяя душу мишки, что отнюдь не повинны в его безвременной кончине: мол, тебя убили не мы, а ружье, а ружье выменяли у русских, так что к ним и все претензии.

В других залах провинциального музея (а что за прелесть эти провинциальные музеи: половицы крашены масляной краской, двери филенчатые, на окнах латунные ручки┘) – история собственно русских в Сибири. Например, указ Петра I: выглядит как новенький, потому что напечатан на шелке. Висел в свое время на большой тумбе за стеклом, и солдат его охранял, чтобы не стащили. Или резное изображение царя Давида из деревенской церкви: в смазных сапогах, косоворотке и короне на западный манер. Или несколько парсун Ермака (погибшего, кстати, неподалеку от Тобольска), явно сработанных заграничным художником: кираса, испанский шлем с гребнем, пика, скарлатный бархатный плащ. Ну не Ермак, а просто Кортес какой-то. Впрочем, если соотнести размеры Центральной Америки, завоеванной Кортесом, и русской Сибири, то еще вопрос – может, это Кортеса надо было рисовать в косоворотке, кольчуге и с казацкой булавою┘