В последние годы многие социологические службы и даже интернет-сайты проводят опросы на тему «соблюдаете ли вы Великий пост» (как правило, имеется в виду ограничение в пище).
Процент отвечающих положительно (то есть соблюдающих пост «строго» или «строго с послаблениями») получается различный, но все же достаточно весомый. Во всяком случае (вот парадокс!) значительно больший, чем процент приходящих на пасхальную службу. Однако ж «разговляться», то есть насытиться и выпить вволю на Пасху, собираются практически все! Непостившимся это ничем особо не грозит (разве что банальным похмельем). А вот «постников» подстерегают некоторые опасности. Впрочем, они далеко не новы – традиция тут стара и богата.
Два с половиной века назад великий русский ученый и литератор Михайло Ломоносов в письме графу Шувалову изложил свои мысли по этому поводу, обозначив их как наброски трактата «О сохранении и размножении российского народа». Итак, читаем: «┘приближается Светлое Христово Воскресение, всеобщая христианская радость; тогда хотя почти беспрестанно читают и многократно повторяются страсти Господни, однако мысли наши уже на Святой неделе. Иной представляет себе приятные и скоромные пищи, иной думает, поспеет ли ему к празднику платье, иной представляет, как будет веселиться с родственниками и друзьями, иной готовит живописные яйца и несомненно чает поцеловаться с красавицами или помилее свидаться.
Наконец заутреню в полночь начали и обедню до свету отпели. Христос воскресе! только в ушах и на языке, а в сердце какое Ему место, где житейскими желаниями и самые малейшие скважины все наполнены. Как с привязу спущенные собаки, как накопленная вода с отворенной плотины, как из облака прорвавшиеся вихри, рвут, ломят, валят, опровергают, терзают. Там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством, там валяются обнаженные и блудом утомленные недавние строгие постники».
Живописав картину «разговения», Ломоносов, конечно же, не ограничивается жанром обличительной проповеди. Он прежде всего ученый, который в данном случае рассматривает демографическую проблему (вы думали, сия проблема у нас недавно появилась? Как бы не так). Поэтому он переходит далее к научному обоснованию проблемы разговения и его печальных последствий: «Между тем бедный желудок, привыкнув через долгое время к пищам малопитательным, вдруг принужден принимать тучные и сильные брашна в сжавшиеся и ослабевшие проходы и, не имея требуемого довольства жизненных соков, несваренные ядения по жилам посылает, они спираются, пресекается течение крови, и душа в отворенные тогда райские двери из тесноты тела прямо улетает».
Вывод ясен: «Неоспоримое есть дело, что неравное течение жизни и крутопеременное питание тела не токмо вредно человеку, но и смертоностно, так что вышеписанных строгих постников, притом усердных и ревностных праздниколюбцев, самоубийцами почесть можно».
Кроме того, говоря о Великом посте, который приходился тогда на конец зимы или раннюю весну, Ломоносов обращает внимание на неприятные для здоровья особенности этого времени года: «┘начало весны, когда все скверности, накопленные от человеков и от других животных, бывшие во всю зиму заключенными от морозов, вдруг освобождаются и наполняют воздух, мешаются с водою и нам с мокротными и цынготными рыбами в желудок, в легкое, в кровь, в нервы и во все строение жизненных членов человеческого тела вливаются, рождают болезни в здоровых, умножают оные в больных и смерть ускоряют в тех, кои бы еще могли пожить долее».
Что же делать? Разъяснения, увещания и вообще просвещение – это, конечно, замечательно. Однако заранее известно, что их эффективность далеко не так высока, как хотелось бы. Поэтому Михайло Васильевич предлагает нечто большее; на первый взгляд – просто революционное. Он предлагает перенести празднование Пасхи на конец июня – начало июля! Тогда Великий пост приходился бы на конец весны и начало лета, что означает для наших краев уже наличие «новых плодов земных и свежих рыб и благораствореного воздуха» да и «сверх того, хотя бы кто и напился, однако возвращаясь домой... не провалился бы под лед, как случается на Святой неделе».
Но разве могут такие природно-климатические аргументы быть достаточными для столь радикальных изменений в церковном календаре? Разве может общий праздник вселенской Церкви зависеть от специфики местных условий? Великий русский ученый с горячей убежденностью отвечает: да, может!
«Я к вам обращаюсь, великие учители и расположители постов и праздников, и со всяким благоговением вопрошаю вашу святость: что вы в то время о нас думали, когда Св. Великий пост поставили в сие время. Мне кажется, что вы по своей святости, кроткости, терпению и праводушию милостивый ответ дадите┘»
И далее Ломоносов с дерзновением решается дать ответ от лица святых отцов в полной уверенности, что он мог бы быть именно таким и не иначе: «Вы скажете: «Располагая посты и праздники, жили мы в Греции и в Земле обетованной. Святую четыредесятницу тогда содержать установили, когда у нас полным сиянием вешнего солнца земное богатое недро отверзается, произращает здоровыми соками наполненную молодую зелень и воздух возобновляет ароматными духами; пению нашему для славословия Божия соответствовали бы журчащие ручьи, шумящие листы и воспевающие сладкогласые птицы.
А про ваши полуночные стороны мы рассуждали, что не токмо там нет и не будет христианского закона, но ниже единого словесного обитателя ради великой стужи. Не жалуйтесь на нас! Как бы мы вам предписали есть финики и смоквы и пить доброго виноградного вина по красоуле, чего у вас не родиться? Расположите, как разумные люди, по вашему климату, употребите на пост другое способнейшее время или в дурное время пользуйтесь умеренно здоровыми пищами. Есть у вас духовенство, равную нам власть от Христа имеющие вязати и решити. Для толь важного дела можно в России вселенский Собор составить: сохранение жизни толь великого множества народа того стоит. А сверх того ученьем вкорените всем в мысли, что Богу приятнее, когда имеем в сердце чистую совесть, нежели в желудке цынготную рыбу, что посты учреждены не для самоубивства вредными пищами, но для воздержания от излишества».
Трудно что-либо добавить к этой вдохновенной речи┘