Любовь под Вязьмою

Станция Вязьма. За ней – один из многих старинных провинциальных городков.
Фото Олега Ласточкина

Этот унылый, будто ученический, пейзаж вам открывается еще в Польше, сразу после пересечения границы с Германией, разве что после Бреста он становится все безотраднее, если такое возможно.

Впрочем, Вязьма в данном случае – образ собирательный, так же глядит и Муром, и Ржев, и Торжок, и Боровск, все старые русские купеческие уездные городки, где от былых крепостей, гордо именовавшихся здешним Кремлем, остались лишь гнилой зуб какой-нибудь сторожевой башни, каковым гордятся здешние краеведы, или бесформенная груда камней, которая некогда служила якобы стеной княжеской цитадели. Скорее всего, все это лишь бредни патриотов, а выжившие заплесневелые камни – памятники преданьям придуманной старины, в которых правда лишь то, что эти нищие поселенья с ничем не оправданным энтузиазмом изредка штурмовали иноземцы, чем, собственно, и создали их историю. Не будь захватчиков, местным историкам пришлось бы по крохам собирать свой корм в купчих на пеньку и путаных докладах управляющих тощими дворянскими хозяйствами.

Единственными бесспорными городскими памятниками остаются лишь остовы разграбленных купеческих особняков, зияющих черными вонючими пустотами, поскольку давно уж исполняют функции так никогда и не заведенных общественных туалетов, да бесформенные почернелые стены бывших складов и лабазов.

Вопреки распространенному предрассудку, разрушили благостную старину здесь не столько даже большевики, желавшие писать историю заново, отсчитывая ее от своих скучнейших людоедских пленумов: взорвать все, что осталось от предков, им не хватало ни времени, ни усердия, ни взрывчатки. Нет, куда более пагубной выдалась относительно вегетарианская следующая эпоха, решительно подвергшая нищее наследство окончательному разору. Потому что случайные люди, вдруг ненадолго обретшие никому больше не подконтрольную власть, под лозунгами перестройки вынесли все, что еще можно было унести. Что ж, наступление новых, непременно смутных в России, времен всегда проходит под приятными лозунгами обновления и под знаком самого безжалостного мародерства.

Однако прошлое России все еще смутно просвечивает под хаотическими наслоениями продуктов жизнедеятельности глупых, алчных и пьяных потомков, словно поголовно страдавших пироманией. Просвечивает силуэтами чудом выживших храмов и возрождаемых монастырей, контурами руин некогда роскошных щедрых усадеб, причем нет сомнений, что последние в самом скором времени исчезнут навеки. Под Орлом есть усадьба, точнее – ее останки, фельдмаршала графа Каменского, человека екатерининских времен, соперника Суворова, скорее всего – опального масона, построившего в своих владениях крепость со странными пирамидами по углам, предназначавшимися, по-видимому, для тайных занятий алхимией.

А километрах в пятидесяти от той же Вязьмы почти сохранилось поместье графа Шереметева, того самого, который связал судьбу с вошедшей в историю крепостной актрисой из театра в Кускове Полиной Жемчуговой, – в том числе останки деревянного дворца, для нее специально построенного. Есть развалины и дворца матери экстравагантного графа, и уже одна эта деталь говорит о том, что он в своих владениях располагался по-царски. Есть и разрушенная церковь, которой пристало скорее именоваться собором; каждый красный кирпич ее помечен буквами Г.Ш., и обломками этих кирпичей усеяна земля вокруг храма. Единственными сохранными постройками остаются графская больница для крестьян его огромного села и конюшня, в советское время использовавшаяся под сельскохозяйственный техникум. Отсюда видно, что большевики действительно заботились о здоровье и образовании населения, однако потуги эти были тщетны, поскольку они не заботились ни о чем другом: ни об истории этого самого населения, ни даже о его хлебе насущном┘

Вернувшись в уездный городок, мы обнаружим довольно бойкую торговлю рыбой и вялую – иностранным ширпотребом, включая электронный, в магазинчиках, гордящихся евроремонтом и расположившихся на первых этажах побитых плесенью трехэтажных бараков со всеми удобствами: яркие вывески на них смотрятся, как иноземная бижутерия на мещанском затрапезе. Однако к неоспоримым достоинствам нынешних времен следует отнести настоящее изобилие товаров, вкуснейшую и дешевую еду в главном ресторане, предлагающем такое обширное и разнообразное меню, что впору плюнуть в фасад столичного «Метрополя», и отремонтированный дореволюционный вокзал, зал ожидания которого украшают четыре огромных живописных полотна: на трех – богатыри и герои, выполненные в манере уездного патриотического эпоса, а на четвертом, в углу, – сносное изображение Троицкого собора, здешней гордости, красоту которого не испортить никаким порывом художнического энтузиазма┘ Здесь и заканчивается наше рождественское путешествие, потому что – пора домой, ведь не оглянешься – и Святки.