Катя Метелица
При определенном воображении обычная московская улица может показаться витриной процветания.
Фото Сергея Приходько (НГ-фото)
Начало этой истории самое неувлекательное: мы шли с моим сынком Федором по Маросейке, наткнулись на пункт обмена валюты, и я решила на всякий случай поменять сто долларов. Но нужно первым делом описать ту женщину.
В кино (если бы это было кино) ее играла бы Алиса Фрейндлих или даже Ия Саввина. Низкий «чеховский» пучок, очки в тонкой металлической оправе, на груди завязан крест-накрест серый пуховый платок. Но это общий план, а если вглядеться чуть пристальней (я потом вгляделась), то обнаруживается, что платок это не платок, а какая-то странная самосшитая жилетка, и собранные в пучок волосы не столько пепельные, сколько серо-бурые, оправа очков не из металла, а из крашеной, кое-где облупившейся пластмассы, одно стекло треснуло, и глаза за очками – вытаращенные, с безуминкой. Костистая, как у осетра, переносица – боюсь, Ия Саввина отказалась бы от этой роли.
Рядом с ухом у женщины висела белая телефонная трубка, а кончики пальцев были обмотаны видавшим виды лейкопластырем. Сидела она, как вы уже поняли, за окошком в уличном обменнике – и черт меня дернул. Не переставая бросать в трубку: «Это понятно! Это объективно понятно как фактор!», она взяла из лотка мою сотню, сунула взамен четыре бумажки по пятьсот рублей и еще две десятки, после чего слегка отвернулась, давая понять, что операция завершена.
Дальше рассказывать интересно невозможно; это самый унылый тип истории. Я положила деньги обратно в лоток и сказала: «По курсу надо две шестьсот. У вас на табличке». Она сказала трубке: «Подожди» и начала на меня орать. Оказалось, у них там два вида курсов: по две шестьсот за сотню я получила бы, если б меняла свыше пяти тысяч, а так – мне было положено две двадцать. Написано на приклеенной к окошку бумажке, которую я не заметила. Хотя стоило бы, в самом деле, приглядеться: многие обменники сейчас взяли эту манеру (выражение моей бабушки!) выставлять два разных курса, но тут разница была какой-то уж вопиющей. Кроме того, агрессивная безуминка, посверкивавшая за треснутыми стекляшками, начала передаваться мне нервными импульсами. «Раз так, я не хочу менять, – сказала я. – Давайте обратно!»
– Да, да! – звонко поддержал мой мальчик. – Лучше оставим себе сто долларов! Мама, ты дашь мне на них посмотреть? Всю жизнь мечтал┘ – и взглянул на меня со светлой надеждой.
Это прозвучало не очень, прямо скажем, удачно.
Ну, в общем, через пару минут она вернула мне мою сотню. (Эта история уже выпила из меня все соки.) Но сначала, потрясая заскорузлым пальцем, прочитала нотацию: «Русским языком написано!.. Читать внимательно! А еще с ребенком┘ Чему его учите?! Невнимательность! Небрежность!..» И я уже набрала в легкие воздуху, чтобы высказать все, что я про нее думаю (не представляю, впрочем, что именно), но тут она добавила: «Не нравится курс – идите менять деньги в нищие районы!» – и тут все волшебно изменилось.
Все волшебно изменилось. Стало так весело, как бывает только, когда едешь куда-нибудь долго-долго, а потом – хлоп! – быстро выпьешь бокал отличного ледяного шампанского.
– Где, где менять? – выдохнула я, в надежде, что она повторит, и она не подвела:
– В нищих районах! – и это было в точности как второй бокал, который, по всем правилам гедонизма, надо пить немедленно вслед за первым, но только уже помедленней, небольшими глотками. И тогда становится очень-очень хорошо. «Спасибо, – крикнула я, – спасибо!» Позорный бытовой скандал обернулся аттракционом, жалкая история-про-сто-долларов-и-обменник – рождественской сказкой. Клянусь, я полюбила эту женщину.
Я увидела вдруг все ее глазами – как видит она из своей бронированной комнатки-дупла. Наша сумрачная и замусоренная Маросейка засверкала бриллиантовыми огнями; приосанились дома, залоснились витрины. Даже в троллейбусном звяканье стало мерещиться что-то волнующее; важное, богатое, центровое – буржуазное. Клубы, кафе, косметический магазин с кремами и лосьонами, цветочная лавка, церковь. Пиццерия, и еще одна пиццерия! Рекламы, логотипы. Проезжают машины, немытые, но дорогие (в основном иномарки!), снуют людишки. Покупают, едят, опять покупают, тратят деньги, меняют деньги. И всем этим управляет она – ответственный финработник, важное звено современной общественной системы, местная мудрая правительница-королева, и будка-обменник – ее хрустальный дворец┘ Довольно мутная получилась в этом году рождественская сказочка. Ну, уж какая есть.
