Катя Метелица
Они уже познали суффикс и префикс.
Фото Валерия Киселева (НГ-фото)
Хотелось бы, кстати, посмотреть в лицо человеку, который написал учебник. Организованное отверстие в окне. А неорганизованное – это если в стекло звезданут кирпичом.
Школьной гигиеной у нас ведают лютые люди, доложу я вам. Не собственно гигиеной, конечно (этим как раз занимаются святые люди), а правилами и установлениями. Приказали убрать с подоконников горшки с фуксиями и столетниками – загораживают детям свет. Запретили вешать в классах портреты писателей, географические карты и так далее – картинки отвлекают внимание детей. Стены предписано красить масляной краской, в светло-салатовый цвет. А внизу, на метр от пола – в густо-коричневый. Под потолок – побелочку. Когда, интересно, утвердили эту восхитительную цветовую гамму, откуда идет установка на масляную краску? Из эпохи военного коммунизма, я так думаю. Со времен яростной борьбы пролетариата с клопами. Сколько еще продержится эта военно-коммунистическая масляно-салатно-коричневая установка? Тут можно устроить тотализатор – и непонятно, на какую версию ставить.
В принципе, ситуацию могут поменять буквально в один момент – просто дадут повсеместный приказ «вольно» по санэпидстанции. Или кто там у нас рулит таким стилеобразующим фактором, как покраска стен. Но только мне иногда кажется: я с этим родилась, с этим и умру.
Говорят, что мы теперь живем в совсем новой стране. Ерунда – на самом деле ничего не меняется. Каноническое начертание заглавной буквы А – с хвостами и омерзительной завитушкой посередине – не изменилось с тех времен, когда обучалась грамоте моя бабушка. Тоже, в общем, с эпохи военного коммунизма. Тогда же, видимо, были утверждены правила расходования драгоценной тетрадной бумаги. Расстояние между столбиками – три клеточки. Расстояние между заданиями – две клеточки. Расстояние между записями разных дней – четыре, ни клеткой больше.
Наша школа не похожа ни на одну школу в западных странах, скорее на традиционную японскую или китайскую. Британские, канадские и т.д. дети года четыре пишут «принтом» (то есть по-печатному), только потом их обучают скорописи. Иногда каллиграфия вообще идет факультативно, как особый род искусства, вроде макраме или гончарного мастерства. У нас – сразу учат по-письменному. Начинать в тетради новую тему с новой страницы (как сделал бы любой разумный человек) позволяют только класса с седьмого. Примерно тогда же некоторая часть школьников принимает волевое решение выводить буквы не как в прописях, а по-взрослому, то есть вырабатывают собственный почерк. И многие начинают, наоборот, писать «принтом» – может, и некрасиво, зато разборчиво. Довольно важный этап юношеского бунта: что или как, быть или казаться, соображать или зубрить.
Хотя зубрежка в нашей школе, мне кажется, не самое главное. Главное – некая ощутимо преобладающая схоластика, абсурдная наукообразность подхода к любому, даже самому очевидному знанию – вроде того, сколько будет два плюс два и из каких гласных и согласных состоит слово «мама». Однажды я слышала, как образованные, с учеными степенями англичане реагировали на произнесенное при них выпускником московской спецшколы слово noun («существительное») – они с этим понятием никогда раньше не сталкивались. «Мы же физики, – говорят, – не филологи». Говорили, в общем, прозой и не догадывались об этом. Ну, а у нас так: отсчитывают строго три клеточки (клетка влево, клетка вправо – расстрел), выкомаривают петельку у буквы А. Рисуют фактически иероглифы, прорастают сквозь асфальт. Такой вариант образования: отчасти советский, отчасти – самурайский, отчасти – церковно-приходской┘ Не самый плохой, как ни странно.
Мой сынок-первоклассник полвоскресенья пытался нарисовать волнистый хвост у цифры 2 и волнистую же верхушку у цифры 7. Ничего не получилось, он принялся рыдать. Я приготовилась рыдать вместе с ним (тем более что абсолютно непонятно, за каким вообще фигом нужны эти омерзительные писарские вычурные волнистости, портят людям с детства вкус), но тут снизошло озарение. «А отнесись к этому, – сказала я, – как к спорту. У тебя ведь не сразу получилось ходить колесом. Пришлось тренироваться!» И он сразу как-то успокоился, расслабил руку и вывел волнистую, будь она проклята, загогулину. Найти бы еще причину, чтобы полюбить салатово-коричневую покрасочку, и нам будет счастье.
