Как снять порчу и Богу послужить

Во времена царя Гороха (а на Руси эти времена никогда нельзя с достаточной уверенностью отнести к далекому прошлому) русский народ знахарей уважал, кланялся в пояс, называл по имени-отчеству. Приходили к ним с дарами, хотя часто хороший знахарь и денег не брал: мол, дело Божеское – за что тут брать?

Хотя, с другой стороны, брать всегда есть за что: ведь виды и подвиды так называемой порчи столь разнообразны, что и сказать нельзя. Например, сглаз (призор); вынутый след (злые люди вынимают землю из-под ступни прохожего и бросают на дерево – пока дерево не засохнет, хворь не пройдет; изурочье (присылка порчи в пище, воде, по ветру; кладь (всякие скверные предметы, которые лихие люди зашивают с наговором в подушки и перины новобрачным; удар и щипок (как правило, действует на баб) – нужно хлопнуть жертву, да посильнее, с наговором; оговор (злое слово, сказанное с умыслом).

Как мы видим, недугов много, и к помощи знахарей прибегать все-таки приходится. Кстати, разница между колдунами и знахарями следующая: первые любят выпить, требуют к себе немалого уважения и наводят порчу; вторые спиртным брезгают и обычно не просят платы за свои услуги.

В наше время эти две ипостаси русских ведунов так перемешались между собой, что трудно бывает отделить одно от другого. Интернет и многочисленные газеты и журналы пестрят объявлениями: «Сниму порчу», «Заговорю от пьянства»┘ Не исключено, что, пойдя к такому чародею (сейчас они называются куда красивее – «целители») за снятием порчи, ненароком сможешь эту самую порчу приобрести. В крайнем случае наградят тебя скверным настроением (чем не следствие сглаза или оговора) и изрядно опустошат твой кошелек.

Народных целителей сейчас пруд пруди. Называют они себя так, потому что «красиво звучит» и оттого что народ (особенно дамы, они же в просторечии «бабы») часто хочет переложить свои проблемы в умелые и добрые руки. Настоящее колдовство все-таки пугает.

Как же происходит в наше время встреча отчаявшегося человека и «доброго» целителя?

Раньше все было просто. Почитаем бытописателя народных нравов Сергея Максимова: «У знахаря на дверях замка не висит, теплая и чистая изба с выскобленными стенами отдает запахом сушеных трав, которыми увешаны стены; все на виду, и лишь только перед тем, как начать пользовать, знахарь уходит за перегородку Богу помолиться, снадобье приготовить; и тогда оттуда доносятся шепоты и вздохи. Выговаривая себе всегда малую плату (копеек пять-десять), знахарь говорит, что берет Богу на свечку, а то так и ничего не возьмет┘ Теперь надо раскинуть умом, потрудиться отгадать, откуда взялась эта порча и каким путем вошла она в белое тело?»

Итак, теперь нам есть с чем сравнивать. Вот, так сказать, эталон знахарской жизни, представленный умелым собирателем сведений о народном быте. Надо ли говорить, что в современном обществе вся эта чудесная практика целительства обставлена несколько иначе┘

Возьмем одну из многочисленных московских целительниц и назовем ее, к примеру, Алена Сергеевна. Представим, что вам порекомендовали ее ваши друзья как опытного врача и, скажем так, человека, способного помочь в сложной ситуации (что не исключает разговора о сглазе, оговоре, ударах и щипках и прочих «радостях бытия»).

Итак, прежде всего, войдя в квартиру целительницы, мы не обнаружим того дивного пространства, которое с такой любовью описывает Максимов. Огромные картины с целующимися ангелами, пышные ковры с аляповатым рисунком, безвкусные плафоны и бабка-прислужница в халате, раздевающая посетителей. Атмосфера такая, будто попал в «цековский» провинциальный дом годов этак 70-х. Но с одной (и очень важной) разницей: первое, на что натыкается завороженный взгляд при входе в «целительскую» (как бывают «ординаторские»), это гигантский, во всю стену иконостас, составленный из тех незамысловатых икон, что можно купить в любой церковной лавке.

Самое страшное, что зазоры между иконами утыканы сетью электрических свечек. Зрелище это так действует на неподготовленную душу, что пришедший сразу же падает на пуфик. Из магнитофона струится музыка вроде «Подмосковных вечеров», но с эзотерическим уклоном.

Целительница с поджатыми губами торжественно осведомляется: «Что привело вас ко мне?» Не слушая посетителя, подходит к «алтарю» и громким безразличным голосом начинает «благодарить Бога», не трудясь даже придать своему тону оттенок некоторой интимности, уместной в общении с божеством. Ни за какую перегородку она в отличие от знахарей не уходит. Далее выясняется, что посетитель должен попросить прощения у всего мироздания (подразумевается, что если он этого не сделает, болеть ему до самой смерти). Тем же безразличным и жестким голосом целительница перечисляет скороговоркой над головой больного: «Прости меня, вселенная, простите меня, все планетки, простите меня, мертвые и живые, мать-сыра земля».

Через пять минут перепуганный больной лепечет, что он сам знает, что с ним такое. На что ему заявляют: «И нечего тут разговоры разговаривать, я нянькаться не люблю, и вообще на вас порча по женской линии до девятого колена...» Вот наконец и до порчи добрались, думает, тихо ликуя, любопытный посетитель. Но не тут-то было. Про порчу больше речь не идет. Порча оставлена на следующий раз. Взнос за нее должен быть особый. Теперь полагается заплатить полторы тысячи и идти восвояси. «Дело Божеское┘»

Как говорил все тот же Максимов, «безграничная в суеверных измышлениях и неудержимая в поисках чудесного» народная фантазия неистребима на Руси┘