Катя Метелица
Цирк уехал, а клоуны остались.
Фото Романа Мухаметжанова (НГ-фото)
А апофеозом нашей трудовой деятельности была ночная так называемая «сорочка» – из грубого ситца, абсурдно узкая, длиной выше колен. Ее потом взял за образец мой приятель – художник по костюмам, когда они делали кино про зону для малолеток.
Зато сама Нина Петровна носила очень красивые платья, прямо-таки концертного вида – черные, с кружевными рукавами. Она мастерила их сама – нарядные платья такого размера не продаются. Статью, важностью и повадкой Нина Петровна напоминала свою современницу Людмилу Зыкину – но только если Людмилу Зыкину умножить примерно на четыре.
А теперь представьте: такая вот Нина Петровна поднимает глаза от классного журнала (она заполняла его безупречно аккуратным почерком малообразованного человека; мы хорошо изучили этот почерк по огромному количеству замечаний в дневниках: «Безобразное отношение к школьному имуществу! Обратно крутила колесо!») и видит на полу – не моток, не лоскуток, не кружевца обрывок и не коричневую пуговку, а компактную кучку коричневых какашек.
Надо, конечно, представить чувства НП. В одна тысяча девятьсот мохнатом году в Москве не было магазинов «Веселые Приколы». Нина Петровна узрела вовсе не пластмассовый «прикол», купленный кем-то за несколько драгоценных венгерских форинтов или польских грошей и привезенный в качестве сувенира из-за границы, ха-ха. Она узрела – ужас. Даже не просто ужас, а ужас-ужас-ужас. Причем агрессивно обращенный лично против нее. Она сидела за своим учительским столом, вцепившись руками в журнал, и наливалась темной кровью. Мы – двадцать девиц, готовящихся получить свидетельство о неполном среднем образовании, все в формах с белыми наглаженными фартуками (у нас была строгая английская спецшкола), толпились в другом конце класса, у швейных машинок. Постепенно сформировалась тишина – такую обычно называют грозовой. В этой тишине прозвучал свистящий шепот – очень отчетливый шепот, у НП была прекрасная дикция: «Кто. Это. Сделал?»
Все замерли. И молчали. Я, например, просто не поняла, что происходит, – у меня было отвратительное зрение, а в подготовку шутки никто не посвятил. Марина Табаровская тоже, кажется, не имела к этому отношения. Но у нее была тонкая нервная организация. Когда мы, например, прогуливали математику и прятались в подвале или в радиорубке, у нее всегда начинал болеть живот. Когда Нина Петровна произнесла свое «Кто это сделал?» в третий раз, уже громче, и цвет ее шеи стал просто угрожающим, Табаровская вдруг отделилась от нашей скульптурной группы, процокала через весь класс (черные босоножки на шпильках, мегакороткая юбка, гордо поднятая голова, присогнутые колени), грациозно нагнулась, подняла кучку, положила в карман полупрозрачного батистового фартука и все с тем же отрешенным выражением, как у модели на подиуме, вышла из класса.
Конечно, НП на нас настучала, и, конечно, Табаровской досталось больше всех. Нас сильно ругали: «Взрослые девушки! Не укладывается в голове!», но административных последствий не было. Очень выручило то, что НП, описав ситуацию в целом, не смогла произнести, что же именно притащили эти негодяйки┘ Так вот! Первого сентября мой сынок Федор стал первоклассником, и после уроков их всех повели в цирк. Представление он уже видел, и клоуны опять были не на высоте, но! В фойе, как обычно, продавали вещи. Там было все: шевелящиеся мыши и шевелящиеся змеи, разбухающие черви, исчезающие чернила, брызгающие водой фотоаппараты! Отрубленные пальцы, искусственная кровь!! Восемь видов подушек-пердушек!! Теперь можно с уверенностью сказать: дети наконец готовы к школе. А главное, их учительница – прелестнейшая, восхитительная Инна Петровна, – она тоже была там. Она, я думаю, тоже готова.
