То ли солнышко пробивается сквозь облачка, то ли дождичек стучит по крыше, но все равно хорошо выйти в пижаме на крыльцо, набрать воздуха полной грудью, понюхать, как пахнет дольний смородиновый лист. Бодро вроде бы на душе и в теле, сад умиротворяет, собака стучит хвостом. А умоешься, зубы почистишь и позавтракаешь, так вроде уже опять устал. Хочется прилечь. А ведь доктор говорит, что практически здоров, давление 120 на 70, хоть сейчас в космонавты. Но нет, опять слабость в теле, сердечное колотье и душевный непокой, какая-то тревога зудит за судьбы мира, и не хочется больше ничего, только бы дождаться обеда, а там можно и опять прикорнуть на оттоманке с газеткой.
И не я один. Все мои знакомые, мужчины моих средних лет, несут на лицах эту печать усталости. Нет, иногда они работают, но больше активно отдыхают, гребут, плавают брассом, катаются на горных лыжах, ездят в Гоа, загорают, собирают ракушки, а все равно вид усталый и глаза потухшие, как у снулого судака.
Женщины не то, не только в смысле пола, но и в смысле усталости. Конечно, им тоже приходится утомляться, но то ли они меньше размышляют о вечном, то ли реже разочаровываются, но нет на их милых лицах этой вот горечи и этой усталой печали. Даже укладчицы путей, магазинные продавщицы, штукатуры, киоскерши как-то все на подбор бодры и свежи, даже стоматологи и терапевты, даже низовой медицинский персонал, сестры там хозяйки и сестры дежурные,– все смотрят смело, ходят гоголем, пахнут хорошо, гордо несут многодневную завивку, краску и халаты цвета горных снегов.
Скорее дамы полусвета и собственно света, представительницы бомонда и прочих высших слоев – те да, те устают. Пресыщенность, знаете ли, несносная зависть окружающих, что, мол, у тебя на этаж выше заботы. И, конечно, эти несносные рауты, презентации невесть чего, вернисажи, премьеры, постылые гости, глупые любовники, рестораны, мужья с их фанабериями, лентяи шоферы, дубина садовник, а тут надо еще писать искренние мемуары о жизни на Рублевском шоссе. Я ведь и сам пописываю, знаю, как тяжела доля российского автора бессмертных бестселлеров.
Но особую усталость излучают те, кто только что вернулся с отдыха. Я подметил странную закономерность: чем шикарнее был курорт, тем градус усталости выше. Вот наш министр иностранных дел – берет палатку, байдарку – и айда отдыхать активно. И как свеж! А вот вернется какой-нибудь бедолага из Ниццы или из другого какого места на Лазурном берегу, так на него смотреть страшно, как осунулся и постарел. Одних омаров, наверное, обглодал штук десять, зажевывая карсилом, пять геймов отдал подряд одной пожилой американской миллионерше, от прованского розового тяжесть в желудке, от «Мадам Клико» отрыжка, лицо землистое, от усталости его просто качает, ну хоть сейчас в санаторий бывшего ЦК КПСС под Звенигородом – с усиленным медицинским обслуживанием и повышенным постельным режимом. Но это так, отдельные наблюдения. А ведь можно выйти и на улицу.
Убедитесь сами – и городская толпа в целом не слишком бодро выглядит. А вроде бы и не так часто простые наши люди отдыхают. В телевизоре вроде бы бодрые лица, свейся-развейся, догоним и перегоним по тоннам нефти на душу населения, завтра будем в ВТО, послезавтра пропьем Стабфонд и выиграем мировой чемпионат по всем видам, а там и на Марс махнем строить капитализм с человеческим лицом┘ Но люди на улицах все-таки грустны, не видно в их выражении лиц радостной любви к глобализации и прочему человечеству, нехорошо как-то сосредоточены, будто боятся прямо сейчас упасть, или, напротив, неулыбчиво рассеяны, перед собой ничего не видят, налетают на столбы, отчего становятся еще утомленнее.
Устала страна. Климат, конечно, неважный, но так ведь и при развитом социализме не всегда была радостная погода, а вы взгляните на кадры первомайской хроники. Спортсменки с голыми ляжками бодро делают пир хозяйки тем временем на коммунальных кухнях азартно готовят праздничный борщ с мясной костью, почти не ругаясь с соседками.
Да и в остальном мире, говорят, тоже устают. В Калифорнии жара и не тянут кондиционеры, в Польше, напротив, залило ливнем подвалы Ягеллонской библиотеки┘ Пойду-ка лучше я прилягу.