Восточные сладости

Самая привычная для россиян еда – восточная: пряная, острая, жирная.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)

Вот, скажем, настоящий русский человек постсоветской национальности с кредитной карточкой Visa и счетом в австрийском банке кушает на Ривьере омаров, запивая прованским розовым, или обсасывает на площади Вогезов клешню лобстера под шабли, – о чем он при этом втайне мечтает? Конечно же, о хинкали. У нас тамошний продукт как-то не приживается, один рокфор, – наверное, за его близкую русскому сердцу гниловатость.

Впрочем, демократическая итальянская пицца привилась как родная – видно, потому, что совсем на русский манер готовится так, что никто никогда с уверенностью не скажет, что в нее засунуто. Рождественскому пудингу мы всегда предпочтем купленный в ближайшей булочной пасхальный кулич с изюмом. Или на крайний случай мацу из синагоги на Бронной – тоже, кстати, блюдо восточное. Потому что азиатская пища нам определенно ближе и понятнее. Даже не ментально или там из приверженности традиции, а по привычному ее грубоватому вкусу, чтоб пряно, остро, жирно, чтобы под водочку┘

Помните свои студенческие годы? Как назывались самые популярные питейные заведения, которые вы посещали веселой вашей бурсацкой компанией? Правильно, это была чебуречная, это была пельменная, а после стипендии – шашлычная. Одно тюркское слово «чебурек» до сих пор для нас звучит как музыка. И пельмени придумали сибирские народы. И что говорить о шашлыке, единственном современном блюде, которое сохранило первобытный запах гари и дыма, потому что до сего дня жарится – если без профанации – на вертеле на жарких углях.

Конечно, все студенческие заведения такого рода и уровня остались в немытом советском прошлом. Но и теперь имена одиноких, как западные миссионеры в азиатской пустыне, европейских ресторанов в Москве совершенно теряются в море восточных наименований. От какого-нибудь «Рахат-Лукума» до «Куры» и «Арарата». Конечно, конечно, и в прежние времена гордостью Москвы были рестораны «Пекин» и «Узбекистан», а также магазин «Армения», но теперь чем больше слышится разговоров, что мы, мол, европейцы, тем больше съедается долмы и лагмана. Политики движутся на Запад, широкие народные массы голосуют желудком за Азию.

Отдельную тему составляют попытки привить в России кухню украинскую. Понятное дело, от грузинских и молдавских вин мы уже отказались, на повестке дня галушки под горилку с перцем. В столице есть сеть заведений такого рода, где привратником – усатый запорожец в шароварах как море, а в меню – борщ с салом и с пампушками. Но, кажется, даже это братское блюдо решительно уступает по популярности какой-нибудь бараньей шурпе. Не говоря уж о кислых щах по тяжелому утру, хотя некоторые в это трудное время жизни всякого порядочного человека по-прежнему предпочитают кавказский хаш.

Все это не случайно. По пиджакам судя, мы, конечно, европейцы, но вынеси хозяйка и поставь на стол дымящуюся миску домашних сибирских пельменей, уйгуров по национальности, как тут же пиджаки долой вместе с галстуками. Я намеренно умалчиваю о плове, потому что в каждой московской интеллигентной семье, сколько угодно западнической, издавна на антресолях припасен казан для торжественных случаев, а в укромном месте припрятаны необходимые приправы, запасенные, может быть, еще со времен почившего Центрального рынка. Вот, скажем, вас когда-нибудь приглашали в теплый московский дом на спагетти с пармезаном? Нет, конечно же, только на плов или на пельмени. На крайний случай на пироги с вязигой, привет из Астрахани. Что ж, скифы мы, по слову поэта, и весьма этим довольны. Потому как – нам так не просто вольнее, но – вкуснее.