Часто лишь на склоне лет к нам приходят терпимость и любовь к ближнему.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Я очень много раз наблюдал эту непримиримость в интеллигентах, которые, казалось бы, должны быть толерантны. У нас в России непримиримость к чужому мнению именуется принципиальностью. И почему-то очень распространен жест, когда человек возмущается, еще не выслушав оппонента.
Между тем каждый половозрелый человек понимает, что первой моделью любого человеческого сообщества является его семья. В любой семье всегда возникают противоречия. Типа – маме хочется в кино, ребенку – мороженого, а папе – коньяка «Енисели». На первый взгляд, эти интересы примирить невозможно. На деле оказывается, что те, кто ценит свою семью, умеют договориться. К тому же самым непонятным образом оказывается, что и мама увидела свой фильм, и папа был к вечеру хорош, и ребенок съел свое мороженое, причем две порции. Скорее всего объяснение здесь самое простое – эти люди любят друг друга и хотят быть вместе.
Вероятно, люди, которые не могут договориться в политике, не испытывают таких родственных симпатий. Идеологические конфликты, которые на самом деле яйца выеденного не стоят, раздуваются из посторонних, не идеологических, а зачастую чисто прагматических соображений. Кто-то у кого-то хочет что-нибудь подъесть, кто-то кого-то мечтает подвинуть. В коммунальном смысле это очень понятно. Но совершенно непростительно, когда речь идет о культурном сообществе. Культура, которая всегда вынуждена соседствовать с властью и политикой, слишком хрупка для того, чтобы сами ее деятели ее же и разрушали. Это дело надо оставить людям, которые привыкли иметь в руках «калашников», а самим обниматься и петь общие песни. Увы, как показывает практика, это пожелание вряд ли исполнимо.
Люди культуры часто поедают своих собратьев. Они иногда испытывают приступы гнева к тем, кто, как им показалось, нарушает их веру. Речь даже не о религиозных войнах, а о самых частных частностях. Один критик может годами помнить другому критику, что тот не совсем так о чем-то отозвался.
Конечно, хочется произнести проповедь и призвать людей одного слоя, одного воспитания и, в общем, одних приверженностей быть нежнее друг с другом, взяться за руки и далее по тексту всем известной песни Окуджавы. Конечно, это прекраснодушные призывы, которые не принесут никакого результата. Вражда – это та скрытая энергия, которая требует выхода. И в относительно спокойные времена она изливается не на дальних, на которых должна была бы быть направлена, а на ближних. Причем самых ближних.
В «Архипелаге ГУЛАГ» в свое время меня задели не столько описания арестов, ссылок и лагерей, как история одной супружеской пары. Она – артистка, он – разъездной режиссер. По роду своей деятельности оба очень редко бывали дома, а значит, и редко виделись. И только в тюрьме они подумали о том, как они любят друг друга, как много времени они потеряли и какими они были дураками, что так мало были вместе, жертвуя этим ради, в общем-то, неважных занятий.
Возможно, когда-нибудь те люди, которые участвовали в недавних разборках в Большом театре, в давнем разделе МХАТа, вообще во многих интеллигентских склоках, подумают, как те бедные герои Солженицына, как много времени они потратили зря. Представляется, что эту незамысловатую историю из «Архипелага» все мы должны повторять каждый день, как колыбельную. Времени любить друг друга всегда не хватает. А потом упущенного очень жаль. По слову того же барда, «давайте говорить друг другу комплименты», давайте, доколе это возможно, объединять усилия, давайте сделаем хоть что-нибудь – а если сил сделать что-нибудь уже не осталось, то хотя бы нальем другу рюмку коньяка.