Катя Метелица
По-настоящему влияют на нас те книги, которые мы перечитываем не по одному разу.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
Когда-то у меня была морская свинка по имени Аполлон, бело-черно-рыжей масти, очень милое, но умственно неповоротливое существо. Так вот, в такой же ступор впадал Аполлоша, если ему протянешь, к примеру, кусок копченой колбасы. Он замирал, даже дышать переставал, даже жевать (а вообще-то он постоянно жевал – свинки так устроены). «Что это? – выражала его обескураженная мордаха. – Может, зверь? Если оно так сильно пахнет, значит, оно опасное? И что мне с ним делать? Вдруг оно смертельное? Куда мне от этого спрятаться – может, под шкаф?» Когда в меня начинают бросаться хрестоматийными именами, мне тоже хочется под шкаф. «Кто из нижеперечисленных писателей оказал на ваше творчество наибольшее влияние: Монтень, Розанов, Булгаков, Честертон?» Ну, что тут скажешь. Розанова и Честертона я понимаю, подозреваю, примерно на одну какую-нибудь сотую часть, а Монтень, если честно, мне просто очень не нравится, на уровне биологической несовместимости. Что же, так и сказать? Но не получится ли, что я мню себя как бы выше Монтеня? Глупо как-то. Глупее этого, пожалуй, только объявить себя верным последователем всех вышеперечисленных, а также Бунина, Набокова, Юрия Трифонова и Виталия Бианки.
Вообще-то, я думаю, это не очень важно, какие книги мы прочитали. Я вот недавно выяснила, что хоть и читала от корки до корки «Диалоги» Платона, но в голове у меня от них не осталось ровно ничего. А от «Старшей Эдды» вкупе с «Младшей Эддой» – даже меньше, чем ничего. Только, пожалуй, смутное подозрение, что имя Брунгильда – это не оттуда. Но зато очень важно, какие книги мы перечитывали не по одному разу. Особенно – в ранние, восприимчивые годы. Вот красный том с жутким названием «Детское питание», бабушка подарила его моим родителям, когда я родилась, – чтобы девочку кормили по науке. Мне редко нравилась еда, приготовленная по рекомендациям из этой книги, слишком уж много вареной моркови и всякого такого сырья. Но фраза «Я глух и нем, когда сырок творожный ем!» просто гипнотизировала. «Оладьи кабачковые – это что-то новое!» – ух. Сомневаюсь, может ли это считаться Литературой (как, скажем по чести, и мое собственное словесное творчество), но это часть моей крови.
Или взять моего сына Митеньку – лет до одиннадцати он ежедневно перечитывал: «Анекдоты самые свежие» (Минск, издательство, что характерно, «Литература», автор-составитель Ничипорович Татьяна Геннадьевна, 832 стр.) и иллюстрированную «Энциклопедию вымышленных существ» Борхеса. Еще, правда, была любимая книжка «Атомная энергия», но к ней он обращался реже – первые две полностью удовлетворяли его интеллектуальные запросы. Потом, конечно, стал читать и другое, но┘ В общем, последствия чувствуются до сих пор. Что-то невероятное в голове у человека, какой-то молотовский коктейль. Первое серьезное впечатление от Литературы, от Культуры, если вам понятен ход моих мыслей, оно такое – даром не проходит.
А мой маленький Федор, хоть и знает буквы, и пишет множество служебных записок (вроде «Не забыть! Взять в сад геймбой. Чешки. Лидянку»), но категорически отказывается сам читать книги.
Правда, ему приходится самостоятельно читать комиксы про Циклопа и Росомаху – читать их ему вслух я отказываюсь. Не то чтобы я имела что-то против «Людей Икс», наоборот, они мне страшно нравятся, но просто зачитывать вслух комиксы как-то нелепо. «Какой такой Росомаха, какие мутанты? – возмущается один наш старший родственник, он по призванию, как вы понимаете, педагог, а по натуре, мягко говоря, ментор. – Да я в шесть лет читал уже «Войну и мир»!» Понимаете, он до сих пор этим гордится.
«Ну и как, – я спросила, – это на вас повлияло?» – «Ну, – говорит, – меня из первого класса сразу перевели во второй, хотели даже в третий. Но потом перевели обратно в первый, потому что во втором меня все время били». – «Понимаю», – говорю.
Я видела таких детей, которые в шесть лет читают «Войну и мир». Они бывают разные: одни любят похвастаться и при случае процитировать кусок из прочитанного – вот таких-то часто бьют во дворе, а взрослые (я, например) их как-то побаиваются. А другие просто молча сидят и пожирают страницу за страницей – за них почему-то как-то тревожно. Не очень понятно, что они из всего этого толстовства усваивают. Думаю, что-то очень причудливое, даже фантастическое. Но больше всего их наверняка завораживает сам процесс – как из букв складываются слова, предложения, истории; так читал, сидя на своем сундуке, великий гоголевский Петрушка.
Опять-таки: какую ни возьми книгу, из ее букв можно составить имя Бога (высказывание приписывается Франциску Ассизскому); так что плохих книг нет. Гениальное оправдание трэша.
