Тем, для кого английский язык родной, эта вывеска кажется еще более забавной, чем нам.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
«Алё» – вульгарно? Мы даже не сразу поняли, что она хочет сказать. Хотя наша Камий говорит по-русски лучше многих русских, только матерится, как извозчик, – но это уж влияние среды, школа-студия МХАТ, знаете ли. (Хотя в детстве ее били по губам за такое невинное выражение, как putain. И зря, кстати, я помянула извозчиков – ни разу не слышала от них дурного слова. Репутация пережила профессию – не слишком-то это справедливо.) При этом у Камий Кайоль поставленное педагогами сценречи старомосковское произношение, она до сих пор упражняется: «Бык тупогуб, тупогубенк’ай бычок, у быка бела губа была тупа┘ И понадеялс’а на русск’ай авос’┘ Тьфу, твою мать, – авось!» Это надо слышать.
Но в конце концов мы поняли, почему наше «алё!» кажется ей вульгарным: это звучит как искаженный французский – каковым, собственно, и является. Хотя, может, не французский, а искаженный английский, уже не разберешь – слишком уж, в самом деле, искаженный. А мы говорим, и не задумываемся, и не замечаем. Как иначе прикажете по телефону отвечать? «Слушаю!» – как-то казенно. «У аппарата!» – вообще смехотворно. Некоторые, кто пожили, например, в Америке, говорят «Hallo!» (не комичное «Хэлоу!», как вахтерша в общежитии, а нормально) – но почему-то в Москве это звучит просто ужасно. Сразу хочется ответить в рифму что-нибудь грубое; жаль, что в рифму-то как раз ничего нет. Камий в ответ на наше «Алё, алё!» курлычет что-то вроде «а-лё-а-лё-тво-ё-мо-ё!», а мне, когда моя (русская) подружка Н. поет в трубку свое «Hallo!», сразу хочется буркнуть что-то вроде «Тот, кто носит «адидас», завтра Родину продаст!», но я, конечно, сдерживаюсь – слишком уж глупо. «Тьфу, – говорю, – отвечай, пожалуйста, по-человечески!» А она: «Я не могу». Все наши приятели из-за этого ее «Hallo!» думают, что Н. воображала-хвост-поджала, только Камий ей сочувствует. Ей тоже легче язык сломать, чем сказать «Алё!» по-нашему; и еще ей очень сложно без акцента выговаривать такие важные русские слова, как «ресторан», «майонез» и «оливье». В мозгах, говорит, возникает серьезная проблема.
А теперь я расскажу еще про одного моего знакомого, журналиста П., который уже много лет делает сообщения для киевской прессы про ситуацию в Москве, а для московской – про Украину. Надо слышать, как он беседует по телефону со своими украинскими редакторами: через слово – «о’кЭй, о’кЭй». Конечно, слушать, да еще и обсуждать чужие телефонные разговоры не оч. хорошо, но журналистские нравы никогда не отличались особой деликатностью, не в сравнение даже с упомянутой школой-студией МХАТ (которую ее собственные выпускники ласково называют «мохнаткой»). «Слышь, П.! – постоянно говорят ему добрые коллеги. – Перестал бы уж квакать это свое «о’кЭй»! Говори хотя бы «добре!», а то уж слишком смешно! По-русски ты же так не говоришь, а как все люди – «о’кЕй». Это что – перевод? Как в анекдоте про то, как проклятые москали наше пыво обзывают?» А он им: «Не знаю, перевод это или что, но в Киеве говорят именно так. Значит, по-украински так и будет. Вы думаете, ваше мАсковское «о’кЕй» на американское ухо не смешно звучит?» И тут все сразу замолкают и задумываются, потому что возразить, в самом деле, довольно трудно. И потом стараются избегать вообще всяких подобных слов, чтобы не подставляться.
Но вот проблема: правильная, отфильтрованная русская речь в условиях московской какой-нибудь там дизайн-студии или, того пуще, съемочной группы (про интернет-общение даже не говорю) звучит ужасно пресно, как этот самый «тупогубенк’ай бычок». Или как простое «Да, да!» в ответ на звонок. Я пробовала отвечать «Да, да!» – люди шугаются, переспрашивают. И что тут делать, спрашивается? Говорить «Привет!» – а вдруг там официальное лицо?
Вообще исторически как-то складывается так, что национальная идентичность в языке насаждается сверху, буквально правительственными постановлениями. У нас, например, несколько лет назад приказано было писать по-русски товарные знаки и вывески. В результате некоторые фирмы даже сразу не опознаешь: «Эрмес» – это что у нас? Ах, Hermes. Но почему тогда не «Гермес»? Правда, в вывеске «Гермес» не было бы ничего французского. Но много ли русского в вывеске «Эрмес»? «Хермес» – и то было б лучше, но вообще, как ни крути, получается что-то вроде пресловутого «Алё!» – то есть вполне провинциально┘ против чего, по идее, как раз и боролись. Да лучше бы мы научили всех говорить «У аппарата!». Только для этого первым делом надо самим привыкнуть так говорить. Да и слово «аппарат» не слишком-то русское┘ Плевать, никто не догадается. U-ap-pa-ra-ta! Дико звучно, на самом деле. Очень достойно. Не хуже, чем «Ba-la-lay-ka!» или даже «Ga-ga-rin!».
Надо бы этим заняться.