Чтобы завлечь иностранцев, старый Тбилиси показывает свои лучшие стороны.
Фото Reuters
Недавно в Тбилиси около гостиницы «Мэрриотт», что на знаменитом проспекте Руставели, задержали двоих американцев – военных инструкторов, которым в Грузии карт-бланш дан. Пьяные были, дебоширили, а чего хотели – никто понять не мог. Когда их наконец усмирили и увезли куда следует, кто-то из собравшихся зевак вспомнил, что русские военные за много лет ни разу так не отличились. Ему возразили. Потом все разошлись. А вообще-то в Грузии иностранцев любят, особенно американцев. Или делают вид. Дело не только в знаменитом на весь свет гостеприимстве или в том, что Америка стала главным покровителем страны. С помощью иностранцев можно поправить дела. Неустроенный слабый пол видит в приезжем, особенно американце, реальную возможность сменить место жительства, где не столь, как говорят китайцы, «интересное время», где раз и навсегда можно забыть об энергокризисе и не содрогаться от мыслей, что родившегося сына призовут в армию, – армия ведь может получить неожиданный приказ восстанавливать территориальную целостность страны. И вот местная дева строит глазки пусть и смахивающему на Квазимодо, но явному иностранцу. Их, иностранцев, можно сразу отличить. Местные мужики тоже не прочь завести с приезжими дружбу. И тоже не только в гостеприимстве дело. В радужных мечтах видится работа, за которую можно получать твердую зарплату с тремя нулями┘ Но сложно все это. Их, иностранцев, понять тяжело. Нас им, видимо, – тоже.
Сидим как-то с приятелем по прозвищу Горец в одном из пабов, где любят иностранцы тусоваться. Знакомств не ищем, просто пьем пиво – свежее, сортов множество, цены доступные. Подходит вдруг официантка, трясется, извините, говорит, Бога ради, но не исполнить, что велено, не могу – с работы попросят, и ставит нам на стол недоеденную пиццу: «Это вам вон тот прислал┘ Вы не обижайтесь, у них так принято». Уловив нашу реакцию, барышня продолжает: «Ребята, я вас очень прошу┘» – «Где это у них принято, в Аризоне, что ли? Так пусть катится в свою Аризону». Горец, от предков в полной степени унаследовавший темперамент, заказал бокал пива: «Отнесешь тому гомику, а если откажется пить, скажешь, что я это пиво ему на голову вылью. А объедки унеси, живее». Скандала не вышло. Аризонец как ни в чем не бывало поблагодарил нас демонстративно высоко поднятым бокалом и осушил его. В самом деле, объедки там принято предлагать, что ли?
При этом выявилась одна закономерность. Кого ни спроси – будь он голландец, швед, немец, британец или американец, – зачем он приехал в Грузию, ответ один: помогать в строительстве сильного демократического государства. Инструктаж одинаковый проходят? О солидных контрактах, предусматривающих не только заоблачные зарплаты (Грузия ведь в большинстве стран чуть ли не горячей точкой считается), но и бесплатное жилье с прочими благами, молчат. А я думаю, какую демократию здесь строит швед Олаф, с бригадой соотечественников геодезистов прибывший карту Грузии вычерчивать? Куда местные геодезисты делись, которых десятилетиями готовили в Тбилисском политехническом институте и в местном топографическом техникуме? Кстати, специалисты местные считались профессионалами высокого класса и различные карты не только Грузии составляли.
Олаф любит пиво и нюхательный табак. Так и познакомились. Он нюхал и чихал раз десять подряд и извинялся. Легче от его извинений не стало, и я пересел от барной стойки за стол. Он опять подсел с извинениями, что потревожил. Вежливый такой Олаф. Сказал, что его интересует история и культура Грузии и попросил в нескольких словах рассказать об этом. Уж если что и есть у моей родины, так это культура и история тысячелетняя! Объяснил ему, что в нескольких словах никак не выйдет. Он согласился и поинтересовался, знаю ли я что-нибудь о Швеции. «Это такая страна, расположена ближе к северу на полуострове, который называется Скандинавия, слышал?» – спрашивает Олаф. «Да, слышал, – отвечаю, – и столица ваша Стокгольм». Швед оживился: «А еще какие города тебе известны?» Назвал я Гетеборг и Мальме, и даже Эскильстун. Тут он решил, что я географ. Долго пришлось отнекиваться. Дошли за третьим бокалом до спорта. Дернуло меня после беседы о футболе пару-другую шведских хоккеистов вспомнить – братьев Сальмингов, Ольберга с Лабраатеном и Хедбергом, Олаф пиво отставил, пялится, как на инопланетянина. Перешли к литературе. «Со шведской литературой не очень знаком┘ Астрид Линдгрен...» – признался я, и Олаф снисходительно заулыбался. «Стриндберга немного читал, «Красная комната» очень понравилась», – говорю. Олаф аж подскочил и заговорил, как в Швеции поклонники писателя весной в день его то ли рождения, то ли смерти на лодках направляются на остров, где он жил. Спрашиваю: «А Сведенборга как празднуют?» Про Сведенборга швед ничего не слышал и заговорил о лучшей в мире музыке, которую АВВА сочинила, – знаешь, мол, о таком ансамбле? Как смог, напел ему какой-то хит. Олаф почему-то погрустнел и вяло сообщил, что он приехал карту Грузии составлять. «Знаешь, что такое карта?» – с надеждой в голосе спросил он. «Ну, меридиан от параллели отличу. А Гринвич – это ноль», – и я пошел расплачиваться за пиво. Олаф захотел оплатить свое, но что помешает тбилисцу заплатить за гостя?! А на улице он мне вдруг торжественно объявил: «Я понял, кто ты. Ты из кей-джи-би, потому что все знаешь. Мне так говорили, что работники кей-джи-би знают обо всем на свете и надо от них держаться подальше». Стал его разубеждать, типа кей-джи-би – это при СССР, а мы – в независимой Грузии, но, видимо, не убедил. Неделю спустя столкнулись в том же пабе носом к носу, он демонстративно отвернулся и ушел в дальний конец зала.
С моим приятелем еще хуже было. Человек он состоятельный: несколько небольших доходных бизнесов, машины, дом и дача само собой, еще дом в Праге, вилла в Марбелье, еще одну на болгарском побережье оформляет, что-то вроде личного телохранителя. Приходит как-то ко мне взволнованный – жениться решил. «Ну и отлично!» – говорю и спрашиваю об избраннице. Тут он немного погрустнел: «С этим немного сложно, щепетильно. Она из Америки. Мне все время приходится ей ненавязчиво намекать, что никаких задних мыслей у меня нет. Но она, кажется, до конца не доверяет, хотя у нас все o’кей». В общем, доказал он ей, что не альфонс, в ее доходах совсем не нуждается, сам зарабатывает намного больше. Свез ее и в Прагу, и в Марбелью, показал свои жилища – не претендую, дескать, на твое кливлендское, и Америка по барабану – захотел бы эмигрировать, эмигрировал бы давно. Устроил ей что-то на рай похожее┘ Надо бы и о ней пару слов. Внешне совсем не Джулия Робертс, на родине не заладилось ни в личном, ни по работе, ну и матушка посоветовала ей счастье за границей поискать. Искала она это, как сама произносила, «шасте» в паре стран СНГ, участвуя в каких-то гуманитарных программах, не нашла и доехала до Грузии. Ну тут и обрушилось на нее это счастье в лице моего приятеля, тоже жаждущего семьи и детей. «Ничего не понимаю. Все отлично, но как только о свадьбе-венчании, семье, детях заговорю, как бес в нее вселяется, – пожаловался он примерно через год. – А мне не двадцать лет, ей тоже┘ Спросишь ее – любит, без меня жить не может и только о семье и детях мечтает. Бред какой-то!» В общем, уехала она дальше «шасте» искать, он побезумствовал недолго, удавиться был готов, но потом передумал. В аэропорту, расставаясь, рыдала так, что нами – мной и приятелем-предпринимателем – полиция заинтересовалась: почему, мол, женщина в истерике? А кто ее знает почему. Не понять – и все тут.
Ну кому из наших взбредет в голову в ресторане в знак внимания объедки незнакомому человеку посылать? Кто додумается объявить американца агентом ЦРУ, если он Гребенщикова или Кикабидзе промурлыкает? Кто из наших таким образом будет «шасте» свое искать? Другие они, эти иностранцы. Совсем как инопланетяне┘ Словом, совсем не как мы.
═
Тбилиси