Интеллигент – уходящая натура, реликтовый экземпляр исчезающего вида.
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
Еще в 2000 году в Иванове была издана книжка: «Интеллигентоведение: проблемы становления нового вузовского курса». Звучит зоологически. Изучение редких и исчезающих видов – в числе прочего почетная обязанность любой уважающей себя науки. А исчезновение интеллигенции в науке и жизни – проблема уже давно не новая. Сначала его (интеллигента), пользуясь понятийным аппаратом разных гуманитарных наук, пытались описать, чтобы найти следы исчезающего вида и точно зафиксировать их на карте родины. Потом стали спорить: а кто он, по сути, такой? А без сути? А был ли он вообще, и если да, то как теперь быть с проблемой самоидентификации в обществе глубокого постпостмодерна?
Итак, из сущностных признаков, по мнению разных источников: профессиональный интеллектуальный труд, наличие хобби, желательно с профессией не пересекающегося. Причем увлечен интеллигент должен быть чем-то так, чтобы мог еще фору дать любому профессионалу. Нонконформизм – желательно, ум, честь и совесть – как само собой разумеющееся. Идеалы (естественно, высокие) – обязательно, твердая гражданская позиция – априори, стремление к самосовершенствованию – природное. И вообще получается, что все должно быть просто по-чеховски или почти по-античному прекрасно – и душа, и лицо, и тело, и одежда, и – что там еще? Да – выдавливание из себя раба капля за каплей в качестве ежедневной утренней духовной гимнастики или раба уже быть не должно изначально, по определению? Вся мировая скорбь в душе, шире – неравнодушие. Вот как-то так. В общем, стать нельзя – надо родиться.
В одном из писем 1946 года Владимир Набоков писал: «Отличительными признаками русской интеллигенции (от Белинского до Бунакова) были дух жертвенности, горячее участие в политической борьбе, идейной и практической, горячее сочувствие отверженному любой национальности, фанатическая честность, трагическая неспособность к компромиссу, истинный дух ответственности за все народы┘» Представление идеалистическое? Возможно. А современный мистификатор Григорий Чхартишвили прямо называет интеллигенцию общественным атавизмом, возникшим из причудливого, чисто российского феномена – чувства вины перед народом. Жизнь интеллигенции, по Чхартишвили, искусственно продлевается «внеклассным чтением русской литературы». Атавизм должен отмереть, и чем скорее, тем лучше для нее самой (интеллигенции то есть). В качестве позитивного примера автор приводит Англию, где джентльмены давно уже не представляют собой «нации в нации», коей у нас (исторически так сложилось) была интеллигенция.
Кстати, не любить интеллигенцию нам завещал еще великий Ленин. Его высказывания по этому поводу щедры и безапелляционны, их хватает на пояснительные цитаты для всех авторитетных и не очень словарей. Естественно, они не цитируют, что он называл ее г┘ом. Неблагодарность размером с эдипов комплекс как минимум – ведь именно интеллигенция и была, по словам Сергея Булгакова, «духовной виновницей большевизма», «передовым отрядом мирового мятежа от Бакунина до Ленина».
Само слово «интеллигент» от латинского intelligens – «знающий, понимающий». Пофантазируем – ведающий, то есть «чего-товед» или необязательно чего-то конкретного, а просто «всевед». «Всечеловек», в общем, ну, скажем, по Достоевскому. Или все серьезнее – «интеллигент», то есть «ведающий» (в смысле не без ведовства, ведьмовства), что-то такое важное не для себя лично, а для всех людей прозревающий.
Попробуйте подобрать синоним. «Интеллектуал»? Смысл не исчерпывается, «интеллигент» вмещает в себя «интеллектуала» – и снова туманный остаток неописуемого значения. А антоним? «Жлоб», «обыватель», «пролетарий»? Широкое, как говорят лингвисты, семантическое поле. Не будем уже говорить про непереводимость – общее место. А у нас ею принято гордиться. Кстати, говорят, слово «будни» тоже непереводимо. Для всех просто – время с понедельника по пятницу включительно, а для нас – особое, тягостное и непременно «серое». Так язык отразил нашу природную нелюбовь или неспособность к систематическому труду.
Все перемены сознания фиксирует язык же. «Толковый словарь языка совдепии» (вышел в 1998 году в Санкт-Петербурге) щедро снабжает слово «интеллигент» негативными смыслами, а также приводит ряд бытовавших в СССР производных, с пометой «пренебрежительно-уничижительное»: «интеллигентик», «интеллигентишка» и даже «интеллягушка».
Реальную жизнь интеллигенту заменяет заведомо тщетный поиск ее же смысла. Только нет того присутствия, куда можно было бы ходить за поиском смысла с девяти и до шести с законным перерывом на перекур. А человек, находящийся в вечном перекуре, сейчас уже не в моде, а тогда, если верить словарным дефинициям, еще был не в чести. Что остается? Катиться бильярдным шариком в разряд «лузеров»? И продолжать презирать материальные блага, когда они так настырно соблазнительны? И, невзирая на постепенную замену культурной жизни жизнью светской, активно игнорировать «дольчевиту», не боясь быть причисленным кем-то в разряд тех, кто просто не сумел вовремя к ней примкнуть? А они – хозяева «дольчевиты» и ее же рабы, красивые, счастливые, богатые, тоже далеко не глупые и большей частью уже европейски образованные, вкусившие космополитического счастья быть истинными сибаритами, уже больше не нуждаются ни в пророках, ни в правдорубах, ни в поводырях. Долой с корабля современности! До хождений в народ, наверное, еще далеко, сами оттуда недавно. Остается им, интеллигентам, если все еще есть что сказать этому миру публично, – более или менее успешно критиковать чужую бездуховную и безыдейную жизнь и за это, если выходит забавно и забористо, получать от них же бездуховных, безыдейных, но состоятельных, состоявшихся, успешных зарплату – по законам жизни, скромную. (Кстати, Ленина и это волновало, он писал, что капитализм все более превращает интеллигента «в зависимого наемника, грозит понизить его жизненный уровень».) Или не за зарплату, а просто, по определению Иванова-Разумника (он одним из первых взялся определить понятие «интеллигенция»), посильно заниматься «творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому, общественному и личному освобождению личности».