Интервью: вид внутри

Хочешь не хочешь, а мы тебя разговорим и все у тебя выведаем.
Фото Артема Чернова (НГ-фото)

Кроме того, в наше мармеладное время журналистское (или как бы журналистское) интервью стало расхожей формой пиара, за которую интервьюируемые (или другие заинтересованные лица) просто-напросто платят деньги, официально или неофициально. Это, конечно, проституировало жанр, сведя его к набору вопросов-подлиз («Скажите, как вам удается так хорошо выглядеть?»).

Интервью-допросы с вопросами-обвинениями остались в задорном демократическом прошлом. «Скажите, – обращался интервьюирующий к интервьюируемому, – вы вообще отдаете себе отчет, что...» Когда-то это ужасно раздражало (необъективность, дурной тон), а теперь даже ностальгируешь, честное слово.

Мэтры журналистики относятся к интервью довольно высокомерно: вопрос-ответ-вопрос-ответ. Шарик налево – шарик направо, не то что ррррепорртаж, коррррреспонденция или оччерррк. Но так думать – так же глупо, как считать, что пинг-понг в одиннадцать раз беднее настольного футбола (идиотская аналогия, но как-то пришла на ум). Между прочим, всемирные чемпионы по пинг-понгу – китайцы, а ведь у них как ни у кого сильна бытовая мудрость. Хорошее интервью – это, в сущности, не что иное, как пьеса, полноценная драма; а драма, согласно Аристотелю и другим авторитетам, высший среди литературных жанров. Даже если получится что-то абсурдистское. Или в чеховском духе, когда каждый о своем («А моя собака и орехи ест»).

Лучший из журнальных интервьюеров, кого я знаю, делает так. Он звонит звездам итальянского, французского, немецкого кино по телефону и расспрашивает их на своем школьном (какой уж есть) английском, а они ему тоже на английском, какой у кого есть, отвечают. Пленку с записью беседы он прослушивает не больше одного раза. Пьет шампанское, курит, пишет по памяти. «О! Вы первый, кто задает мне этот вопрос┘» – частенько поражаются его собеседники. Интервью всегда выходит живое и образное, на превосходном (русском) языке; вообще превосходное. Получи кинозвезды подробный обратный перевод, они, возможно, поразились бы некоторым (своим?) выражениям, но какой тут, в общем, вред? Им это только добавляет славы.

Когда у меня выходят книжки, я тоже на какое-то время перехожу из категории тех, кто берет интервью, в категорию тех, у кого берут интервью, – первый раз было невероятно сладко, теперь привыкла. Вопросы почти всегда одни и те же или даже просто ужасные: «Хотели бы вы поджечь свой дом?» Ну что тут ответишь? На языке вертится что-то вроде: «А вы-то не хотели бы выпить яду?», но это грубо, лучше просто промолчать. Но зато совершенно непревзойденный набор вопросов имеется у одного моего постоянного интервьюера – блондиночки по имени Алена. Алена – звезда подготовительной группы детского сада, девочка с прекрасной дикцией и врожденным чувством ритма, маленькая светская львица. Мы встречаемся с ней почти каждый вечер около шести, и она готова бросить любую игру, чтобы провести блиц-опрос:

– Какие у вас красивые сапоги, где вы их купили?

(Я говорю: «В Москве».)

– Какая у вас большая сумка! Вы хотите куда-то поехать?

(Я говорю: «Нет».)

– А вы ходите на работу или бываете дома, как моя мама?

(Я говорю: «Когда как».)

– Почему вы не хотите, как моя мама, покрасить волосы в белый цвет?

(Я говорю: «Ну, не хочу».)

Это самая слабая часть, и я уже готова свернуть беседу, но тут Алена делает неожиданный рывок:

– Кем вы хотите стать?

Я говорю, подумав: «Вообще мечтала бы – художником или врачом». Иногда еще говорю: «Или гонщицей». (Я, наверное, никогда не научусь водить машину.) Но Алене это все непонятно:

– А почему не актрисой?

Она выговаривает: «аткрисой». Это не столько вопрос, сколько признание: она, конечно, сама мечтает – аткрисой. Приближает свое личико, серые глаза с огромными зрачками: поняла ли я? Я киваю: поняла. И тогда, звенящим шепотом, о самом главном:

– Кого вы хотите – мальчика или девочку?

Первый раз я опозорилась: пробормотала, что у меня, вот, уже есть┘ вот Федор┘ и Митя┘ Что я, вроде, не собираюсь┘

Недоверие, почти ужас. Что же я – никого не хочу? Нет, я не могу ее так разочаровать.

Теперь я четко говорю: «Мальчика и девочку». Она одобрительно кивает: ответ правильный, ответ принят! Надо всегда, каждую секунду, хотеть мальчика и девочку или хотя бы кого-то одного: «Вероника из нашей группы хочет только девочку! Такой уж она человек».

– Так вы хотите стать аткрисой? Или будете сидеть в зале с букетом?

– Актрисой – хочу, да. Только если ты больше не будешь спрашивать меня про волосы.

– Не буду! Моя мама покрасила волосы в черный цвет, как у вас. Скажите┘ А где вы купили свои сапоги?

То ли у нее плохая память, то ли ей не очень интересно, что я отвечаю, важнее плавное течение беседы.

– В Москве, – говорю, – в Москве.

– А почему у вас такая большая сумка – вы собираетесь ехать на море?

Все равно – лучшего собеседника я до сих пор никогда не встречала.