Вероника Чернышева
Кому в Курск, кому в Петушки, но холодную громаду вокзала не миновать.
Фото Евгения Зуева
Приглашение пришло по SMS: «Приезжай, здесь по утрам отовсюду слышен колокольный звон».
Курский вокзал. Что-то запредельно-инфернальное побывать там ночью. Особенно если примчишься к 23.15, а этот поезд, оказывается, только до Льгова, и ждать следующего надо до 0.30. Ни в коем случае не следовать за стрелкой с надписью «Залы ожидания» – она почему-то неизменно заводит в никуда, и уж тем более не соблазняться надписью «Комнаты отдыха» – она приведет в пустынный, давно вымерший, холодный серый коридор на втором этаже, из входа в который косится на тебя ни дать ни взять Баба-яга в пыльных лохмотьях, жадно поедая батон из болоньевой сумки и еще что-то малоаппетитное из целлофанового пакета. Вернуться на место и замереть, пока доброжелательная тетенька электронным голосом не позовет в другую запаутиненную, дурно пахнущую изнанкой человеческого нутра и еще более холодную даль – в потустороннее, к платформам.
Ночью у проходящих поездов не все вагоны открываются, и не отовсюду выходит проводник, готовый забрать тебя с этой натурной площадки для «Ночного дозора» в теплый, благоухающий чаем из стакана с подстаканником вагон. Ничего не объясняет и не узаконивает номер вагона в билете. Остается достучаться или уповать на равнодушное беззвездное небо.
В поезде темно, холодно, дует изо всех щелей. Кажется, движешься не в глубь центральной России в середине августа, а в Сибирь на исходе декабря, мысли застывают, стекленеют и стучатся бестолково о внутреннюю поверхность черепа, закрыть глаза боязно – вдруг ресницы смерзнутся и приснится Курский вокзал. Товарищи по несчастью спят в одежде. А добрый проводник – он все-таки улыбается, хоть и один на два вагона, – предлагает вместо дополнительного одеяла какую-то занавеску.
...Прибытие. Стоянка всего две минуты – или проводник шутит? На вокзале никого, встречают только тебя. Это хорошо. Это по-родственному. Чистый послерассветный воздух, свежая утренняя дымка.
Курск примет, отогреет и заставит выбросить из головы все, что там держать не следует.
Город едва уловимо, но стойко пахнет ладаном, причем повсеместно. И даже здание вокзала по архитектуре напоминает храм. Жизнь здесь тиха и как-то по-хорошему правильна. Мудрость древности – город основан в X веке. Это не дикая домостроевская глубинка со следами уродующей ее совковой цивилизации, это то место, где хочется остаться. Здесь все в меру.
– Ты заметила, что здесь нет ментов, вообще нет? Не попадаются они на улицах.
– Да, давно заметила. Тут, видимо, по закону Божьему живут, сами как-то справляются.
Город утопает в зелени, чуть-чуть из нее выглядывает. Зеленеет речка Сейм. На городском пляже тихо. Здесь все имени или памяти Серафима Саровского, он здесь бывал. Хотя не все – в центре есть улица Марата и на ней Курский римско-католический собор Успения Божьей Матери. Остальное – во славу Победы. Но – как-то ненатужно, без культурологических ляпсусов и органично, что ли, сплетаются стилистические цитаты из разных эпох.
Курянки белокуры. Почти все. Да и куряне, в общем-то, тоже. Такого количества блондинов и блондинок нет, наверное, нигде. Они почти по-украински «гэкают». Их почему-то мало на улицах и по будням, и даже в выходные вечером. Чтобы посмотреть народ, надо идти на улицу Ленина к зданию Драматического театра. Тут-то они и ходят парами, не яркие, но по-славянски красивые: русые, светлоглазые, с золотистым загаром. Молодые, беззаботные. Это их дедам принадлежит кровавая слава Курской битвы. Это об их предках в «Слове о полку Игореве» «буй-тур Всеволод», князь Трубчевский и Курский, сказал: «А мои-то куряне испытанные воины, под трубами повиты, под шеломами взлелеяны, с конца копья вскормлены, пути им знакомы, овраги им известны, луки у них натянуты, колчаны открыты, сабли наточены, сами они скачут как серые волки в поле, ищущие себе чести, а князю славы».
Они же в 1295 году, по преданию, нашли в лесной чаще, на берегу реки Тускари близ Курска, одну из величайших православных святынь – чудотворную Курскую Коренную икону Знамения Богородицы. Начиная с XVII века тысячи верующих 300 лет подряд во время крестного хода дважды в год переносили икону из Курска в Курскую Коренную пустынь. Это запечатлел Репин на знаменитой картине «Крестный ход в Курской губернии».
Курская Коренная пустынь – в тридцати километрах от центра города. Большой монастырский комплекс спускается ярусами вниз, каменная лестница ведет к ледяному источнику, где смывают грехи у белокаменных стен Церкви Живоносного источника. В эту речку неплохо бы нырнуть раз сорок подряд, и взгляд на мир делается заметно яснее и проще. Ледяная вода, сильное течение, выходишь – ощущаешь приятное покалывание по всему телу, сначала звон в ушах, потом разливающееся тепло, истому.
Здесь почему-то нельзя побыть подольше, мы куда-то спешим. Набираем волшебно-прозрачной живой воды в роднике, уезжаем. Мелькает село Щетинка, потом указатель на поворот, где в войну располагался командный пункт Центрального фронта. По обе стороны дороги буколические картинки: пасутся коровы, медленно переходят тропинку от палисадника ко двору деревянного деревенского дома сытые белые гуси. На поле у дороги в подсолнухах лежит сломанный аэроплан, одно крыло беспомощно воткнуто в землю. Видимо, без жертв. Незадачливый летчик рядом – неторопливо ест желтую кукурузу. Солнечно и зелено. Солнце спелое, зелень, будто с поленовских полотен. Вот она – новая картина мира, уже не размытая акварельная, но гуашевая, или нет – ярче, сочно расцвеченная маслом. Потом вдруг снова пасмурно-серо – это Курский вокзал уже с его холодными лабиринтами. Не может быть, чтобы так скоро! Нет, в следующий раз в Курск только самолетом, а отсюда – ну разве что в Петушки┘ чтобы ничего не выламывалось из контекста.
