Борьба сумо стала такой же частью стандартного образа Японии, как суши и сакура.
Фото Reuters
Конечно, если пожить в Японии долго, хотя бы год, она раскроется как-то шире и глубже. Но путешественнику-на-неделю она дает ровно столько, сколько он готов получить, начитавшись путеводителей, журналов путешествий, насмотревшись кино, всяких «Кукол» и «Трудностей перевода». Предварительной информации так много, что при ближайшем приближении все оказывается как-то проще, площе. Фудзияма – ну, она и есть Фудзияма, как на фотографии в календаре. Храмы – вот они, как новенькие. Небоскребы на центральных улицах Токио – прямо как из журналистского штампа. Сексапильные школьницы-оторвы в клетчатых юбочках и спущенных гольфах – ну, школьницы, ну, в гольфах, ну, ничего особенного┘ Культуролог завел бы речь о феномене соотношений реальности и матрицы (матрица в данном случае – растиражированные представления о Стране восходящего, прости меня господи, солнца), но меня волнует другое. Просто как бы немножко обидно. Покупаешь такие дорогие билеты – ну, мы воспользовались аэрофлотовской распродажей, но не важно, – летишь полдня буквально вот на край света, и что же? Оказывается, можно было просто посмотреть «Клуб кинопутешествий». Вроде как мультипликационные Уоллес и Громмит, которые полагали, что Луна состоит из сыра; и вот они с огромными трудностями соорудили – сами! – космический корабль, преодолели все ужасы турбулентности и невесомости, достигли лунной поверхности┘ и она действительно оказалась вся из сыра. Сплошной чеддер. Никакой неожиданности, никакого удивления.
А с другой стороны: никакой неожиданности, сплошной чеддер – поди, плохо. Фудзияма на месте, вершина у нее снежная, сакура вся в цвету, небоскребы на центральных улицах Токио горят неоновыми огнями, у каждой второй японки сумка «Луи Виттон». Все как на фото в журналах; полное соответствие матрице. Все хорошо.
Мой пятилетний ребенок живет в «едином информационном пространстве» (не поднялась рука написать это словосочетание без кавычек). Если он вдруг увидит в нашем Малом Ивановском переулке индийского носорога, он скажет: «Да это же носорог». А вот смотрите, как писал Марко Поло: «Водятся тут дикие слоны и единороги, ничуть не менее слонов; шерсть у них как у буйвола, а ноги слона, посреди лба толстый и черный рог; кусают они, скажу вам, языком; на языке у них длинные колючки, языком они и кусают. Голова как у дикого кабана и всегда глядит в землю; любит жить в топях да по болотам. С виду зверь безобразный. Не похожи они на то, как у нас их описывают; не станут они поддаваться девственнице: вовсе не то, что у нас о них рассказывают».
Индийский носорог, как его увидел Марко Поло, плохо совпал не со своей собственной, а с чужой матрицей – представлением о мифическом единороге. И этими отличиями поразил Марко Поло больше, нежели своим устрашающим и странным видом (к образу животного с рогом посреди морды путешественник в принципе был подготовлен).
А как Марко Поло описывал крокодила! Это вообще нечто особенное. Он не заметил, что у крокодила есть ноги, посчитал его не гигантским ящером (это, по идее, как-то легче переварить), а зубастым, гигантским, жирным змеем и потрясен был истинно до глубины души. А мой пятилетний ребенок, если увидит вдруг где-нибудь в Пахре крокодила, скажет просто: «Да это же крокодил». Так же невозмутимо он отреагировал бы на явление черепашек ниндзя или разумного говорящего омара в полный человеческий рост: он видел этих существ в телевизоре и не понимает причин, отчего бы им не существовать в природе.
А какому-нибудь ученому-зоологу, например, попадется божья коровка не о шести, как положено, а о восьми ногах, так он возьмет да и умрет от потрясения или натурально с ума сойдет.
В прошлые выходные я ходила со своим мальчиком в цирк и переживала, что ему неинтересно смотреть представление.
– Смотри, – говорила я, – гимнаст летает под куполом, очень высоко. А акробаты прыгают друг другу на плечи, очень ловко. А обезьяна катается на велосипеде, очень смешно.
– Угу, – скучал мой мальчик. – Я все это видел по телевизору.
Он все уже видел по телевизору, да. А я ждала от него восторгов, которые ребенку естественно проявлять в цирке. Но только точнее будет так: восторгов, которые, как я считаю, положено проявлять. То есть проблема в том, что у меня в голове тоже была некая матрица. Получается так.
Зато в антракте я ему купила мороженое за двадцать рублей, пломбир в вафельном рожке. И он его съел. И оно ему совершенно искренне, абсолютно, очень сильно, просто даже ужасно понравилось.