Почитатели «Трои»

Несмотря на тяжелую жизнь, нанайцы сохраняют природный оптимизм.
Фото автора

Почти сто лет назад, в 1908 году, царский титулярный надворный советник Валериан Васильевич Архангельский путешествовал по Дальнему Востоку. Если верить легенде, то в сотне километров от Хабаровска от кареты советника отвалились сразу два колеса. В поисках мастера свита Архангельского отправилась к берегу Амура, где случайно наткнулась на поселение рыболовов и охотников. Небольшое село, растянувшееся вдоль левого берега реки, имело необычное название – Сикачи-Алян и столь же необычных обитателей – смуглолицых, с раскосыми глазами, маленьким носом и выдающимися скулами. Они называли себя нани и с трудом изъяснялись на русском.

Архангельский был очень удивлен тем, что три сотни жителей Сикачей не входили ни в одну из переписей нанайских поселений, расположенных на Амуре. Добравшись до Петербурга, он доложил о селении нанайцев Николаю Второму. Поэтому и считается, что современная история Сикачей-Аляна – древнего нанайского поселения амурских рыбаков и охотников – началась именно в 1908 году.

Что удивительно, спустя почти век традиционный уклад жизни обитателей Сикачей практически не изменился. Разве что в Амур нанайцы выходят не в хрупких берестяных оморочках, а на деревянных лодках с допотопными советскими моторами, а вместо луков, копий и всякого холодного оружия берут старенькие ружья.

В Сикачи я попал случайно. На первый взгляд это обычная для Дальнего Востока деревенька. Но, приглядевшись, ощущаешь бесконечную бедность населения: давно не видевшие краски обветшалые домики (из крыш лишь некоторых торчат телеантенны), покосившиеся столбы и множество покачивающихся в амурских волнах лодок. На въезде в поселок – облупленная автобусная остановка и памятник герою-разведчику Александру Пассару. Кстати, и единственная сельская улица, на которой в одном доме располагаются и сельсовет, и фельдшерский пункт, и библиотека, и магазин, носит его имя. Поблизости людей не видно, кажется, что поселок вымер. Откуда ни возьмись, передо мной вырастает мальчишка лет восьми в темном наутюженном костюмчике и блестящих башмаках. Он заговаривает сам, а узнав, что я из Москвы, отвечает на вопросы без всякого стеснения: «Меня зовут Филипп Юрьевич, в школу хожу. Уже во второй класс. Братишек и сестренок у меня шестеро и мамка еще. А папка умер. Уже давно».

На улицу выходят люди. У многих на груди на тоненькой веревочке висит грубо выточенная из дерева фигурка человечка. Это нанайский сэвэн – амулет. Многие до сих пор верят, что он охраняет хозяина дома.

Мной интересуется невысокая женщина и, лишь услышав цель визита, представляется: «Нина Игнатьевна Дружинина, глава администрации» – и ведет по селу. «Тайн у нас никаких нет, заходите, смотрите», – говорит Нина Игнатьевна, а про Филиппка поясняет тихо: «Отец у него пил «Трою», вот и умер. У нас многие этим грешат. Пьют много. Очень».

Село, по сути, напоминает рыболовецкую артель. Во дворах, вдоль заборов невысокие коренастые мужчины распутывают сети. Знакомлюсь со одним из них. Сергей Суслов рассказывает: «Всю жизнь здесь, уже 44 года. Дочь выросла, сын помогает рыбачить. В день килограммов по 10–15 рыбы вытаскиваю. В основном сазан, толстолобик. Скоро кета подойдет, это хлеб наш». Суслов – вполне благополучный по местным меркам нанаец. Работает на водяной колонке, зарплата – 1000 руб. Правда, недавно попался он на незаконной ловле. Рыбинспекция улов изъяла, суд наложил 1040 руб. штрафа, которые теперь вычитают из зарплаты.

По пути через село Нина Дружинина рассказывает: «Не удивляйтесь, что у меня фамилия русская – это по мужу. Познакомились, когда в Хабаровске в инязе училась (Дружинина знает четыре языка. – А.С.). А по отцу я Актанко. В Сикачах-Аляне сейчас живут 317 человек. У большинства три фамилии – Донкан, Перменко и Актанко. Донкан переводится с нанайского как «человек из глубины леса, реки, озера», Перменко – «живущий рядом с чем-то». А люди из рода Актанко всегда считались воинственными, сердитыми и злыми, как уссурийские тигры. Но не пугайтесь, у меня не «фамильный» характер».

К нам постоянно подходят местные жители. От них узнаю, что за несколько дней до нереста каждый добытчик втайне от других совершает определенный языческий ритуал: чтобы пришло больше рыбы, чтобы сети не зацепили какую-нибудь корягу и чтобы не было поблизости представителей рыбнадзора. Один из местных жителей рассказывает: «Рыбаки ублажают хозяина воды Подю водкой. Надо налить ее в ритуальную чашечку – кочи, прочитать молитву, попросить у Поди удачного лова и вылить водку в реку».

Сами нанайцы водку почти не пьют, разве что по праздникам, – дорого. Употребляют в основном «Трою» – что-то вроде тройного одеколона. Нина Дружинина не скрывает: «Приезжают к нам из Хабаровска за рыбой. В лучшем случае 100–200 рублей за пяток хвостов дадут, а в основном водку тащат или «Трою». Знают, что народ в деревне спивается, вот и потчуют».

Пресечь алкоголизм сельчан пока не удается. Нина Дружинина сказала, что 70% местных официально трудятся, но потом выяснилось, что работают только 12 человек. От этого, видимо, и все беды. Податься некуда – ни клуба, ни кинозала. Нет даже поликлиники. Нина Игнатьевна рассказывает: «В начале года край выделил нам 18 тысяч рублей на здоровье». – «Это как?» – «Чтобы зубы залечить», – смеются нанайцы. Оказывается, деньги пошли на то, чтобы закодировать две семейные пары от пьянства. Теперь один из них, Александр, трудится в километре от села, в музейном комплексе под открытым небом, реконструкции самого Сикачи-Аляна.

Раньше село называлось Сакачи-Алян, то есть место, где шаманы общаются с духами и узнают судьбу, где люди знают границу между миром живых и мертвых. Правда, последняя настоящая шаманка умерла полвека назад. Но нанайские предания остались. Вблизи села есть огромные валуны, на которых сохранились рисунки древних нанайцев – петроглифы. Это место до сих пор считается священным: там нельзя громко разговаривать, а лучше полушепотом попросить у духов разрешения войти, принеся им в дар немного вина или сигарет, иначе они разгневаются и накажут. Каждый рисунок имеет свое значение. Лось, к примеру, помогает излечить недуг – но об этом его надо сильно попросить и опять же угостить его. Еще несколько каменных скал – Старуха и семеро ее дочерей. Считается, что именно она указывает путь в царство мертвых, ее просят об удаче. А испытать судьбу можно, зайдя в Пещеру смерти: если задел ее стены, жизнь сложится неудачно, прошел свободно – заживешь счастливо и долго.

Не знают нанайцы из Сикачей только, какому богу нужно поклониться, чтобы помочь селу выйти из многолетнего кризиса. Без его помощи Сикачи-Алян скоро превратится в мертвый памятник нанайской культуры.

═

Хабаровск–Москва