Стриптиз для Саломеи

Луини. Саломея с головой св. Иоанна Крестителя.
Из собрания Лувра.

Когда речь идет об опере «Саломея», написанной Рихардом Штраусом в далеком 1905 году, все невозможное становится возможным, все недозволенное – дозволенным.

«Саломея» всегда считалась «скандальной» оперой даже без современного стриптиза. И во время ее первого представления в Дрездене в 1905 году, и во время премьеры в Нью-Йорке на сцене Мет в 1907 году публика шикала и свистела. Женщины от смущения прятали лица за веерами и программками. Дочь всесильного банкира Моргана, бывшего одним из главных патронов «Метрополитен-опера», была настолько возмущена, что «Саломею» тут же сняли с репертуара.

Но сам композитор был непреклонен. Он не разрешал ставить «Саломею» без «безнравственного» «Танца семи покрывал» и без сцены с головой Иоанна. Надо сказать, что трудности с «Танцем» носили не только «моральный» характер. «Танец» длится десять минут, что много даже для профессиональной балерины. А ведь при этом надо еще и петь!

На роль Саломеи традиционно ищут певиц. И вот уже выстроился ряд Саломей, великих, но, скажем мягко, корпулентных. В летах и в теле, трясущих животами вместо танца живота. Нельзя было поверить, что эти Саломеи могли возбудить похоть Ирода, а тем более заставить его подчиниться капризу взбалмошной девушки. Недаром некоторые Саломеи вообще отказывались исполнять танец.

Недавно на сцене «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке впервые в истории этого великого музыкального театра Америки был показан стриптиз, за которым последовала некрофилия.

Современный постановщик оперы, немец Юрген Флимм, верен каноническому либретто оперы – немецкому переводу пьесы Оскара Уайльда, – верен вплоть до ремарок. Но при этом Флимм и дизайнер Санто Локвасто опрокинули библейскую легенду в современность. Дворец царя Ирода превратился в роскошный отель. Гости Ирода, спускающиеся по спиральной лестнице, одеты в модерн. У солдат, наряженных в арабские юбочки и тюрбаны, на груди вполне современные патронташи. И этот двухтысячелетний сдвиг во времени властно напоминает о том, что древние этнические и религиозные распри живы и бушуют по сей день...

Библейская Саломея явилась зрителям в образе 16-летней девушки с Ближнего Востока, развращенной Западом. В ее туалете легко угадывались костюмы Марлен Дитрих. Главную роль исполнила 43-летняя финская сопрано Карита Маттила, исполнила самозабвенно, неотразимо. Куда-то исчезли и возрастное несоответствие, и холод финских скал. Их вытеснил Везувий библейских страстей и современного секса. Контрапунктом этого извержения был «Танец семи покрывал», которые одно за другим падали на сцену, пока Маттила-Саломея не предстала перед нами совсем нагой – обезумевшей сомнамбулой (хореограф Дуг Вароне). Валерий Гергиев дирижировал оркестром чувственно и вдохновенно, выжимая из него все краски штраусовской палитры. Создавалось впечатление, что он тоже саморазоблачается за дирижерским пультом.

Маттила – «сто процентов гормонов», как писал о ней один из музыкальных критиков, – была одинаково убедительна и нагой – танцующей, и одетой – поющей. Избалованная, не знающая ни в чем отказа, она уязвлена равнодушием Иоанна Крестителя. Как он смеет не желать ее? Оскорбленное самолюбие перерастает в безумный гнев. Стриптиз тела сменяется психологическим стриптизом, когда Саломея в полузабвении целует отсеченную голову Иоанна. В этот момент в голосе певицы, как и в музыке Штрауса, звучат вагнеровские ноты. В музыке оперы нет осуждения Саломеи. Даже в сцене, когда Ирод приказывает своей страже убить Саломею, припавшую к холодным губам Крестителя, композитор не проклинает ее, а лишь казнит. И Гергиев именно в этом направлении ведет свою музыкальную рать. Он, как и Штраус, отказывается морализировать.

Потом Карита Маттила вышла одна к публике на фоне черного занавеса. Она казалась совсем опустошенной, дезориентированной. Невозможно было поверить, что эта измученная женщина, выглядевшая даже старше своих 43 лет, буквально несколько мгновений назад была сплавом мощного драматизма и бездонного лиризма, заключенных в обольстительных телесах юной восточной красавицы...

Когда в «Метрополитен-опера» решили поставить «Саломею», тут же неумолимо, как тема рока в греческих трагедиях, возникла тема «Танца семи покрывал». Самое близкое приближение к 16-летней Саломее Штрауса нашли в 43-летней финской певице. У нее было прекрасное сопрано и молодое тело. А главное, она была готова к «Танцу» со стриптизной кульминацией.

История оперы Штрауса знает не одну прекрасную Саломею – игравшую и певшую. Но, пожалуй, никто из них не может сравниться с Саломеей Маттилы – играющей, поющей и танцующей стриптиз.

«Если я Саломея, я должна танцевать. Если же я не смогу танцевать, я откажусь от роли. Вот когда мои груди увянут и им понадобится косметическая операция, тогда я откажусь сбросить последнее покрывало, ибо не хочу ложиться под нож хирурга», – говорила максималистка Маттила.

Но пока храброй финской певице еще очень далеко до скальпеля.

Было бы, конечно, преувеличением сказать, что Маттила танцует, как поет. Но тело ее, как и голос, – актерский инструмент, которым она владеет вполне профессионально. Не только в «Танце семи покрывал», но и в течение всего спектакля она излучает какое-то девическое состояние, что ли, и вызывающе носится по сцене, словно избалованный и страстный подросток.

Обычно стриптиз, как ни крути и ни верти, ставит женщину в унизительное положение. Он – символ ее слабости, подчиненности. Стриптиз, поставленный Вароне для Маттилы, совсем иного свойства. Он – демонстрация силы, а не слабости Саломеи. Есть нечто мужественное, а не женственное в том, как актриса рвет на себе рубашку, в том, как она встает над возлежащим Иродом. «Она властвует над сценой. Она – как львица, вышедшая на охоту и готовая убить свою жертву», – говорит хореограф.

По признанию певицы, ей понадобилось пять репетиционных недель, чтобы поверить в себя, чтобы перестать беспокоиться о том, как она выглядит в роли танцующей Саломеи, и забыть, что ее вес почти вдвое превышает вес обычной балерины. Ну а то, что все эти пять недель она была единственной нагой женщиной в окружении толпы мужчин, ее мало беспокоило.

Путь от финской деревушки Самеро, откуда певица родом, до сцены нью-йоркской «Метрополитен-опера» Карита Маттила не протанцевала, как крыловская стрекоза, а прошла, как по терниям. И вот теперь – триумф Саломеи. Последнее покрывало наконец сброшено, и мир увидел большой талант в его неотразимой наготе.

Нью-Йорк