Обхохочешься

Наверное, у хамелеона есть чувство юмора: он так весело показывает нам язык.
Фото Reuters

Самое веселое на свете лицо – у черноморского дельфина афалины. Уголки рта вверх, как будто он все время улыбается, и на щеках вроде как ямочки. Только два человека могут отчасти с ним соперничать: моя подруга Анна Пражина, про которую кто-то сказал, что если бы объявили всемирный конкурс на широту улыбки, то ее бы дисквалифицировали за заступ, и мой сын Митя Метелица, глядя на которого я внезапно поняла, почему мне так нравится Анна Пражина, – он на нее похож.

Если бы я была телепродюсером, я бы просто поставила камеру перед Анной Пражиной, показывала ей вместо телесуфлера пальчик, и всё – никак специально зажигать эфир уже не надо. А они, телепродюсеры, зачем-то показывают Петросяна, у которого рот, наоборот, как у карпа – самой унылой рыбы на свете. А Анна Пражина зачем-то работает редактором в журнале. Ей, видите ли, неохота торговать физиономией. А людям, значит, на Петросяна смотри.

Ну, если не хохочущую Пражину – показывали бы плащеносную ящерицу. Плащеносная ящерица – самое смешное создание на Земле. Она бежит быстро-быстро на раскоряченных задних ножках, и коленки вроде как враскоряку, а ручки вытягивает вперед, как мультяшка, и плащ развевается уу-уух! а сама кричит: И! И!! ИИИииии! Гораздо смешнее всех этих грустных обезьян и, конечно, клоунов. Хотя когда клоун падает, детям обычно бывает ужасно смешно.

Упасть – это смешно, да. Наоми Кэмпбелл один раз шла по подиуму на каблучищах и упала. Но она такая молодец – начала ржать еще до того, как приземлилась, и села потом, как дурацкая кукла, раскинув ноги: вот, мол, какая приключилась фигня! Еще одета была подходяще, в стиле Пеппи Длинныйчулок, и чуть ли не с двумя хвостиками. Модные фотографы сняли ее во всех стадиях падения и потом продавали фотки задорого, и все очень радовались, потому что, когда падает топ-модель, это гораздо смешнее, чем если клоун, – она-то не нарочно. Если бы красавица Пражина ходила по подиуму, она бы тоже обязательно падала, потому что она, как говорят америкосы, uncoordinated. И все бы смеялись, радовались. Боюсь, что Пражина меня завтра пристукнет за такой пиар.

Тогда лучше про Митеньку, он же не станет убивать родную мать. Тем более что сейчас-то он угрюмый, панковатый подросток, то есть все как положено, солидно, – а раньше был очень смешной. Раньше он был, собственно, профессиональным юмористом, потому что считал, что его задача и даже обязанность – смешить всех ребят.

Еще так ужасно получилось, что он рассказывал анекдоты.

Просто он довольно долго не хотел читать, и семью это тревожило, потому что семья типа интеллигентная и привыкла считать, что нормальный ребенок должен больше всего на свете любить читать книжки, и тогда ему уже можно будет кричать: «А ну-ка перестань слепить глаза, пойди хоть погуляй!» Но Митенька как раз не желал слепить глаза до тех пор, пока ему не попался сборник анекдотов. Это была первая книжка, которую он прочитал с истинным увлечением. Тогда папаша прикупил ему на Киевском вокзале еще один – толщиной в 623 страницы, с мерзкой ухмыляющейся рожей на обложке. Как выяснилось, этих сборников печатают пропасть, и они как бы тематические. Например, в Митенькином было три раздела: «про мужа и любовника», «про евреев» и «про армию» – эти наименее чудовищные, но их-то, к сожалению, было совсем немного.

Посидев полчасика с новой книгой, наш мальчик выходил на середину кухни и начинал исполнять. Монотонно так.

– Анекдот! Уходит Абрам на работу. Кричит: «Саррочка, спи с богом!» – «С кем, с кем?» – «С богом! Борис, Олег, Гоша, Олег, Мойша!» – «Ну, с Гошей и Мойшей я уже спала, а почему с Олегом два раза? Он что – твой начальник?»

Тягостная пауза.

– Ну что? Поняла, в чем смех?

Я пыталась пожать плечами как можно неопределеннее, а он требовал:

– Поняла? Тогда объясни!

Это было ужасно, честно скажу. Просто ужасно.

Самое удивительное, что теперь он тоже иногда рассказывает анекдоты. Например, такой: «Подземелье инквизиции. На стене крест с распятым на нем Фессом. Рядом такой же крест с распятой на нем Рысей. На потолке клетка с птенцами. Под ней два столба с привязанными к ним Праддом и Сургуром. На полу коврик из Даэнура. Посреди этого всего стоит преподобный отец Этлау и говорит: «Да это просто праздник какой-то!»

Не то чтобы я по памяти – он мне записал.

Или такой: «Какая разница между шакалом и наемником? Шакал входит бесплатно и бьет бодрых форматников. А наемник входит за креды и бьет бедного, усталого и замаринованного шакала».

– Поняла? – говорит, высокомерно так. – Смеяться надо на слове «замаринованного».

Ох. Я ведь тоже рассказывала своей маме анекдот. «Ах, Мэри, Мэри, Мэри, как плохо в Эсэсэре! Смотрел кино «Багдадский вор», а русский вор штаны упер!» Каждый день рассказывала: утром, когда шли в детский сад, и вечером, когда обратно. Мне казалось: ей так смешно, ну так смешно┘

(Продолжение темы читайте в «НГ-Ex libris»)