Элла Матонина
В Распутине видели воплощение злого духа, которого следует изгнать любой ценой.
В декабре 1916 года за участие в убийстве Григория Распутина великий князь Дмитрий Павлович был выслан в Персию - в отряд генерала Баратова, на турецкий фронт. В те дни Петроград волновался, все говорили о случившемся преступлении. Называли два имени: великого князя и князя Юсупова.
Газеты печатали пламенные статьи о том, что грядут перемены, не стало злого духа. Перед дворцом на Мойке, где жил Дмитрий Павлович, люди становились на колени, молились за него. В Михайловском театре публика сделала ему овацию.
Но императрица Александра Федоровна приказала посадить Дмитрия под домашний арест. Николай II прислал письмо: "Отменить домашний арест Дмитрию не могу до окончания следствия. Молю Бога, чтобы Дмитрий вышел из этой истории, куда завлекла его горячность, чист". И все же для безопасности великого князя, которому угрожали расправой фанатики-распутинцы, у подъезда дворца была поставлена охрана. Когда разнесся слух, что его, возможно, расстреляют, заводские и фабричные рабочие предложили защиту. В Пскове, где размещался штаб Северного фронта, весть об убийстве Распутина была встречена с восторгом. Были даже предложения выступить походом на Царское Село и убедить государя отречься от престола в пользу царевича Алексея при регентстве великого князя Николая Николаевича. Дмитрию Павловичу советовали возглавить этот поход. Он холодно отказался.
Многие были убеждены, что русский князь не мог себе позволить убить мужика. 29 декабря все члены семейства Романовых, находившиеся в Петрограде, написали Николаю II коллективное письмо:
"Ваше Императорское Величество! Мы все, чьи подписи Вы прочтете в конце этого письма, горячо и усиленно просим Вас смягчить Ваше суровое решение относительно судьбы Великого князя Дмитрия Павловича. Мы знаем, это Вы - бывший его опекун и духовный попечитель - знаете, какой горячей любовью было полно его сердце к Вам, государь, и к нашей Родине. Мы умоляем Ваше Императорское Величество, ввиду молодости и действительно слабого здоровья Великого князя Дмитрия Павловича, разрешить ему пребывание в Усове или Ильинском. Вашему Императорскому Величеству должно быть известно, в каких тяжких условиях находятся наши войска в Персии ввиду отсутствия жилищ, и эпидемий, и других бичей человечества... Да внушит Господь Бог Вашему Императорскому Величеству переменить свое решение, положить гнев на милость".
31 декабря письмо вернулось. Николай II начертал на нем: "Никому не дано право убивать. Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне".
...В ссылку он ехал в экстренном поезде в сопровождении генерала Лайминга и флигель-адъютанта графа Кутайсова, который получил личную инструкцию не давать Дмитрию Павловичу общаться с внешним миром. У великого князя было время подумать о том, что случилось с ним за 24 года жизни. Безусловно, за столь короткий срок он успел "возомнить о себе и возгордиться". Все вокруг восхищались им. Романтик и мистик, он был умен, глубок и обаятелен. И все же он чувствовал какую-то бесприютность. Его мать, великая княжна Александра Георгиевна, принцесса греческая, умерла при родах. И он не раз слышал, что он убил свою мать, появляясь на свет.
Отец, подзабыв о сыне, увлекся и взял в супруги разведенную жену полковника, нарушив традиции царской фамилии. Его уволили от всех должностей, лишили званий, заставили покинуть пределы России. Над Дмитрием взяли опеку генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович и его жена Элла, в православии Елизавета Федоровна. А когда 4 февраля 1905 года Каляев убил великого князя, Елизавета Федоровна тоже покинула Дмитрия, уйдя в Марфо-Мариинскую обитель. Дмитрий стал жить в Царском Селе, и теперь "мамой и папой" он называл царя и императрицу Александру Федоровну.
И вот дорога в ссылку, все в ту же бесприютную жизнь.
Рок, соскучившись, играет людьми. Если бы Николай II в 1916 году пошел навстречу просьбам своих августейших родственников и сослал Дмитрия Павловича в Ильинское, великого князя не было бы в живых уже в 1918 году. Все Романовы, остававшиеся в России, были расстреляны.
В Персии Дмитрий Павлович перешел на английскую службу, затем, оставив ее, жил в Лондоне, в Париже. В 1926 году женился на богатой американке, перешедшей в православие.
В эмиграции он жил, как жили многие. Дружил с Матильдой Феликсовной Кшесинской. Встречались они не только в Париже, но и на вилле Кшесинской в Кап д"Ай. Он очень скучал по России. Но Кшесинская в беседах с ним никогда не касалась дела Распутина. Она знала, что при упоминании об этом великий князь, нарушая светский этикет, замолкает и погружается в какой-то транс. О чем он думал в эти минуты? Что вспоминал?
Ему противно было чувствовать себя героем, он не хотел получать дивиденды с "распутинской истории", как это делал Феликс Юсупов. И он избегал даже намеков на роковую ночь в юсуповском доме. Долго не решался причащаться, считая себя недостойным приступать к таинству единения с Богом. И до конца жизни не мог переносить разговоров о людских жестокостях и преступлениях. Об этом громко шептались в эмиграции. А он болел душевно и физически, потом умер.
Давний его друг великий князь Гавриил Константинович писал: "Оглядываясь на прошлое, я сознаюсь, что мы ошиблись, радуясь убийству Распутина. Убийство Распутина оказалось сигналом к революции. Не следовало русскому великому князю пятнать себя участием в убийстве, по каким бы мотивам оно ни происходило. Не христианское это дело. По-видимому, впоследствии Дмитрий это осознал..."
Поступок великого князя Дмитрия Павловича можно назвать "альтруистическим терроризмом". Этой болезнью тяжело переболела Россия: убийства Александра II, Столыпина, действия Каракозова, Ульянова, "Народной воли"... Умные, образованные, хорошие люди, не жалея себя, шли на преступления во имя, как им казалось, единственно верной идеи.
Сегодня "альтруистический терроризм" - достояние не одной отдельно взятой страны. Им болен весь мир...
