Страна художника Констебла

Джон Констебл. Белая лошадь. 1819 г. Масло. Коллекция Фрик. Нью-Йорк.

- В субботу будем плавать на лодке с Линдой и Миком в стране художника Констебла, - порадовал меня муж.

Под парусом мы уже ходили, и после этого плавания я с большим, чем бывало прежде, чувством перечитала главу о морской болезни из "Троих в лодке, не считая собаки".

Но в этот раз речь шла об обычной весельной прогулке по речке Стер в Саффолке, в местности, которая со всеми пасторалями и старинными деревенскими коттеджами является музеем под открытым небом. Знаменитый английский художник Джон Констебл родился там в семье мельника в XVIII веке и всю жизнь рисовал пейзажи и переменчивые облака.

Линда добровольно взялась отвечать за повышение моего культурного уровня, и мы уже посетили немало интересных мест Англии, включая Кембридж, замок Рочестер, а также самый крупный супермаркет в близлежащем Апминстере. В супермаркете Линда объяснила, где тут кухонные комбайны, а где посудомоечные машины.

Почему-то, хотя она вовсе не простушка, ее представления о русских и России застыли в замороженном виде со времен холодной войны.

На новогодних танцах в клубе она удивилась, что я под ритмы рок-н-ролла отплясывала вовсе не "казачок". "Линда, ты отстала от жизни", - устыдился своей подруги Мик, но, видимо, в ее голове что-то замкнуло раз и навсегда, и она доброжелательно продолжает приучать меня, дочь варварского народа, к цивилизации.

"А в Москве есть вот это?" - любимый вопрос Линды. Да, есть: рестораны, магазины, губная помада, детское питание в баночках, автобусные остановки - подтверждаю сначала я, потом мой муж, все-таки он лицо менее заинтересованное, поэтому ему доверия больше. Но он начинает тихо закипать и вынашивает планы страшной мести - пригласить Линду в Москву, встретить ее в "Шереметьево" и вместо Москвы привезти в один населенный пункт недалеко от нашей дачи. Место это унылое, позабытое Богом и районной администрацией, с вонючим рынком на центральной площади. "А где же Красная площадь?" - по сценарию должна спросить Линда. "А вот она", - ответим мы. "А где же Кремль?" - "А нету никакого Кремля, это только картинка из телевизора, пропаганда"┘

Наступила суббота, и мы наконец поплыли. Проскользнули под узким старинным мостом, ловко увернулись от встречных лодок, заплыли в тупичок с темной тиной: самое время подкрепиться, ведь уже десять минут гребем. Почему-то во время путешествий - в самолете ли, на поезде или просто на машине - люди едят больше и чаще, и вопрос пропитания приобретает даже болезненные масштабы.

Мы съели сырный рулет, мои пирожки, все сандвичи, опустошили контейнеры с Линдиным салатом и даже не поделились с утками и лебедями, которые в изумлении сгрудились вокруг лодки.

"Там, за поворотом речки, будет кафе - прекрасные кофе и мороженое", - со знанием дела сказала Линда. И вот гребем за десертом, мимо сонных берегов с рыжими упитанными коровами, которые задумчиво пьют воду из речки, мимо древних дубов, под которыми дремлют сухопутные любители страны Джона Констебла, прямо к прибрежному кафе. За столиком я хочу сказать Линде, что такого в 70 милях от Москвы я точно не встречала - бескрайней пасторали, непуганых лебедят, норовящих проплыть прямо под веслом. Но Линда меня опережает: "Смотри, смотри на этого беби" - и показывает на ребенка в сумке-кенгуру у мужчины на животе. "А есть ли в России беби, Ольга?" - спрашивает мой муж. Линда надувается, но обратная гребля опять превращает нас в дружную команду, и Линда всерьез обдумывает, где мы будем ужинать. Она знает замечательный деревенский трактир, но сначала мы заедем пропустить по стаканчику в один паб, где, говорят, сам Черчилль любил выпить.

Для меня здешние пабы - целый мир, который я помню на ощупь: добротное старое дерево стоек и столов, часто с червоточинками, иногда липкое от разлитого пива (не ресторан же), и знаю его душноватый запах - пабы обычно находятся в старых зданиях, и потолки там низкие; а еще в этом мире пламя горит в большом камине, в соседнем зале проходит какая-то доморощенная викторина, и мужские голоса у стойки гудят, прерываемые совершенно невероятным женским хохотом.

В пабы я влюбилась сразу же и потому с любопытством подглядываю за тем, как англичане проводят там время. Если приходит компания, то мужчины по очереди платят за всю выпивку при каждом новом подходе к стойке. А еще есть любители менять за один вечер несколько заведений.

- Мое любимое местечко в холодную погоду, - садится Линда в кресло в пабе, вспугнув призрак Уинстона Черчилля.

Мы молча потягиваем вино, перед тем как двинуться в восточное предместье Лондона.

Всего-то час езды на машине из Саффолка, но ты входишь в трактир и понимаешь, что люди здесь говорят на другом языке. Хоть это и английская речь, без тренировки ее не поймешь. Это кокни. Первый шок я испытала по приезде, когда поняла, что оксфордский английский здесь не помощник. Окончания проглочены, слова изменены. "Ты в порядке, дорогуша?" - это в Эссексе вместо "здравствуйте". Ты лихорадочно вспоминаешь что-то из лингафонного курса, чтобы не ошибиться в произношении. А в ответ получаешь: "Чаво?" В общем, это край Элиз Дулитл еще до того момента, как она встретила своего профессора. Лондонские кокни в XIX веке изобрели такой рифмованный сленг, что их даже западные лондонцы не понимали.

"Свиные пироги" - это значит: собеседник ни единому слову твоему не верит. Старый друг - "фарфоровая тарелка". Мужчины-кокни - сорвиголовы, таких в пираты набирали┘

Во время ужина спрашиваю Линду, как часто они с Миком обедают вне дома. Раза три-четыре в неделю, говорит она. Я знаю, куда они ходят, - в эти маленькие китайские, индийские, таиландские, итальянские ресторанчики, и, конечно, английские трактиры. Представляю русский ресторан в здешних краях - с самоваром, мясными пирогами и блинами. В центральном Лондоне этим никого не удивишь, но в нашем пригороде некоторые люди - те же Линда с Миком - только благодаря мне впервые попробовали гречневую кашу и борщ.

- Ну как тебе моя страна? - спрашивает Линда.

- Прекрасная, - отвечаю правду. Всю Англию можно назвать страной Констебла. И как только им удается при густой заселенности острова сохранять волшебные пейзаж? Еще думаю про себя, что моя страна не хуже. Мы просто разные. "Не бывает двух дней, даже двух часов похожих, и не найдется на дереве двух одинаковых листьев - со дня сотворения мира┘" Это Констебл сказал.

Пожалуй, не буду мучить Линду. Покажу ей все-таки и Кремль, и Рождественский бульвар, и Остоженку, и в Сергиев Посад свожу, и в Боровский монастырь, и в магазины разные - пусть тоже просвещается.

Лондон