В магазинчиках, где продают такие вещи, всегда довольно ревностное отношение к любому покупателю, почти как в художественной галерее: важен не только акт "приобретения клиентом товара", но как бы и акт "признания художника". Ну, и обычный ритуал взаимного с продавщицей восторга, десять минут интенсивной женской солидарности по поводу того, как прямо как на вас сшито, и so-nice-so-sexy, и лично для вас цену снизим, и сумочку еще возьмите, да вы посмотрите - so sexy сумочка, так подходит к вашим штанам, и улыбки, улыбки┘ И все это на английском языке международного общения, который у нас с немолодой продавщицей примерно на одинаковом уровне. Люблю говорить по-английски с немцами: как будто в одной школе учились, у одной и той же Марии Ефимовны. Но та тетенька в магазине была, мне показалось, как раз и не немка, скорее югославка. И уже где-то на стадии заворачивания в приятно шуршащую бумагу она спрашивает, по-английски же: "Вы из Италии?" - "Нет", - говорю я. "Откуда же? Из Фра┘" - "Из России", - говорю я, и тут она на какой-то момент не справилась с лицом. Ну, потом, конечно, опять заулыбалась, дежурно. (Я там еще к платьицу примерялась.)Вот ведь, думаю. Надо было сказать: из Исландии. А потом думаю: ну, и фиг с ним. И фиг с ним, с платьицем, - дорогое, как собака.
А в Потсдаме я, между прочим, была не сама собой, не туристом, а по специальному культурному приглашению: на традиционных российско-германских штудиях, которые так и называются - Потсдамские конференции. Это встречи на очень высоком культурном уровне: министерско-профессорском. Меня туда позвали, чтобы я показала свои комиксы и всех смешила. Еще там был, кстати, компьютер, который писал стихи. Все остальное очень серьезно и академично. Даже кофе в перерывах пили не просто так, а с целью неформального общения. Обсуждались темы. Например, такая, которая меня заинтересовала: "Свое и чужое". Имелось в виду не такое чужое, которое плохо лежит и поэтому его тянет сделать своим, а свое и чужое в культуре, в культурных традициях и нормах. Так вот, моя подруга-продавщица как раз эту тему, можно сказать, и проиллюстрировала. Италия для нее - тоже чужое, но такое чужое, которое лучше, выше, красивей собственного. Это чувствовалось по ее интонациям. А Россия┘ не знаю. Немецкие молодые писатели, как выяснилось, до сих пор любят загнуть про русских, которые едят горячие жирные пельмени прямо руками. Татьяна Толстая, как услышала это, так прямо от гнева вся закипела, как самовар. Я, честно говоря, думала, ей скажут: "Что вы так возмущаетесь, фрау Толстая, это же был гротеск", - но не сказали. Видимо, она все правильно поняла: это был не гротеск, а как бы реалистическая картинка. Значит, правильно возмутилась. "Что вы, господа. Разве вы не знаете? Русские никогда не едят пельмени руками. Они их едят исключительно голыми ногами"┘
Хотя в последнее время, что интересно, у нас с "настоящими" (не знаю даже, заслужено ли лично мною право на эти кавычки), с настоящими европейцами появилось общее "чужое" - Америка, американский глобализм. Мы теперь вместе не любим "Макдоналдс" - русские и белорусы вместе с французами и швейцарцами. Это отчасти приятно. Моя подружка, "упав в любовь" с преуспевающим и образованным канадцем, первым делом научила его как следует держать нож и вилку.
А ведь - только что я вспомнила - у другой моей подруги тоже лет десять назад был любовник из Канады. Жил у нее в коммуналке на Невском - и ничего, справлялся. Убирал со всеми по очереди места общего пользования. И ведь она тоже учила его держать вилку с ножом по-человечески, по-европейски! Но один раз бедный парень вбегает к ней в комнату страшно возбужденный и кричит: "Надо вызвать врача, надо вызвать психушку! Марь Иванна (или Зинаида Петровна, как там звали соседку) - она сошла с ума!" - "А что такое?" - "Да ты посмотри! Там, на кухне! Она готовит (she"s cooking) свои полотенца!"┘
┘А если подумать, есть в этом что-то такое - крутое. Варить полотенца, жрать пельмени пальцами, дирижировать чужим оркестром. Как говорил мой сын Митенька: "Думаешь, легко мне одному с Кириллом смешить всех ребят, целый класс?" Действительно ведь - нелегко.