Писатель: тексты, судьба и портфолио

Книги Владимира Сорокина расходятся очень большими тиражами. Немалую роль в этом удивительном явлении сыграло то, что вокруг его сочинений витало слово "порнография". Только безумцы могли предположить, что скандал был инсценирован им самим или издателем. Владимир Сорокин никогда в жизни не пошел бы на риск угодить в тюрьму. Не думаю даже, что он мечтал о гигантских тиражах. Он хотел, может быть, признания и понимания десяти человек. Максимум ста. Ну, грантов каких-то, путешествий, комфорта. Покоя и воли.

Но он оказался слишком фотогеничен, слишком подходящ для публичной славы, для обложек, для интервью. Шоу-бизнес не мог его не принять - и принял. Благодаря механизмам шоу-бизнеса сотни тысяч граждан русскоязычного пространства оказались знакомы с творчеством писателя Владимира Сорокина, и его книги оказались в их личных библиотеках.

На самом деле - мощный факт. Без всякого преувеличения это должно сказаться даже на будущих поколениях - на том, что называют генофондом нации. И это правильно, справедливо. На генофонд должны влиять самые красивые люди (пусть даже они и являются авторами довольно удивительных для массового чтения книг). Впрочем┘ Я не права: это - НЕ-справедливо (с точки зрения демократии). Но это так.

Нельзя не вспомнить и Татьяну Толстую с ее кустодиевской статью и звучной фамилией. И совершенный в своем роде брэнд "Борис Акунин". Даже бедную Дарью Донцову, которую вы, может, в жизни не читали и читать не будете (она не обидится), но что-то такое слышали про ее семейную историю и про ее мопсов┘ Дарью Донцову всегда фотографируют с двумя мопсами - это такие комнатные собачки, вроде левреток, только толстые. А Татьяну Толстую, ее - с бультерьерами. Потому что она ведет передачу "Школа злословия", где изображает зубастого монстра. (Насчет злословия - это я, собственно, о себе: и над тем готова язвить, и над этим, и над собачками. Это у меня от зависти.)

Если же говорить на тему "писатель и его судьба" всерьез - то, конечно, о Лимонове. У Лимонова практически нет "просто" книг (только, может, "Палач" - наименее ценная). Все - о себе. Кто для нас Лимонов: это человек, чьи фактически интимные дневники мы читаем и перечитываем много лет подряд. Поразительный факт. Мало о ком из ближайших друзей я знаю столько сокровенного: обо всех событиях их жизни, о чувствах, переживаниях, физиологии. Уже за одно это к Лимонову нельзя относиться иначе, чем как к близкому, родному человеку. Который (вроде как случайно) является талантливым писателем. И еще (зачем-то) вроде как политиком. И все время нарывается на неприятности: то война, то еще что-то. Может быть, потому, что вбил себе в голову: хочу умереть молодым. Не хочу, мол, "превратиться в мерзкую старую крысу".

┘А может, это цепляние к цитате? И никогда он всерьез не собирался погибать, а наоборот? Тоже ужас судьбы писателя, да еще и постоянно пишущего от первого лица: обмолвишься, а все сразу тебе и поверят.

Вот садиться в тюрьму Лимонов точно не собирался. Может, не до такой степени, как Сорокин, но все равно - кому же охота. И все-таки говорили: нарвался. Сам, говорили, хотел страдать - как Жан Жене, Чаадаев и маркиз де Сад. Ничего, говорили, посидит немножко - и отпустят; впишет красивую страницу в биографию.

А потом прокурор запросил какие-то гигантские срока, и в суде Лимонов выглядел жалобно - это было ужасно. Как будто с твоим близким родственником беда. Но сейчас ничего, скоро, Бог даст, отпустят. И столько книг в тюрьме написано. Каждое лыко в строку.

Еще кое-что произошло: Лимонов сумел добиться того, что его уже опять не жалко. Ведь вызывать жалость - это не могло быть его целью. Что за нацбол, которого всем жалко. Но Лимонов пишет о себе: "Я выгляжу прекрасно". Тюрьма, пишет, меня только закалила, и с длинными седыми волосами я похож на рок-звезду. И веришь: действительно похож. Он уже пережил Наталью Медведеву, его "крошечная Настя" дает интервью и выглядит на фотографиях довольно взрослой. Стареет. Лимонов тем временем пишет очерк о Мэрилин Монро: "Я всегда нравился таким, как она". Еще ужасно трогательно: "Возможно, если бы Адольф или Бенито владели бы в то первое десятилетие ХХ века литературной техникой, то их опыт мог бы вылиться в нечто, подобное моему тексту "Дневник неудачника"┘ Мой сын, которому 14 лет, все время читает Ницше и что-то оттуда выписывает. Еще он ведет разные тетрадки, где составляет всякие схемы, таблицы, классификации, касающиеся разных отраслей знания. Лимонов, как я прочитала, кажется, в книге "Молодой негодяй", тоже в детстве вел такие тетради, делал выписки┘ Как могло получиться, что я отношусь к 60-летнему знаменитому писателю чуть ли не как к сыну? Каково 60-летнему знаменитому писателю нести на себе личное, эмоционально окрашенное отношение к себе - вплоть до снисходительного! - сотен тысяч так называемых читателей, от меня до следователей с прокурором? У меня нет ответа на эти вопросы. Не думаю, что это приятно.

А кому легко.