Игорь Шумейко В отличие от недавнего московского юбилея трехсотлетие Санкт-Петербурга поведет за собой вереницу многих трехсотлетий. В частности, за трехсотлетием Балтийского флота последует трехсотлетие петровского указа о корабельных рощах.
Это трудно даже представить, но в лесной Руси, пробившейся тогда к морю, почти не было корабельного леса. Нет, конечно, без счету было "сосен корабельных", но они могли пойти только на мачты. Береза - на деготь и разве что на дрова для камбузов и специальных жаровен, которыми обогревались и сушились кубрики. Остальное елово-осиновое и прочее богатство - вообще никуда. Для строительства корпусов нужны твердые породы. На 66-пушечный корабль только дубового леса уходило 4100 тонн.
Все считанные дубовые рощи приписали к флоту - и┘ стали закупать лес в соседней Польше. Да-да, Петр, "закрывший проблему" с железом, чугуном, медью, стеклом, добившийся ценой общеизвестных усилий "импортозамещения" почти по всем артикулам, - вынужден был строить флот отчасти из польского леса.
Ну, конечно, мириться с этим было "не можно", и последовал указ. О, эти петровские указы! Обращал ли кто-нибудь внимание на следующий, может, единственный в мировой истории логический феномен? Обычно указы Петра начинались с описания безусловных выгод очередного нововведения: "поелику великая польза есть┘", - а заканчивались угрозами батогов, вырывания ноздрей и сажания на кол для тех, кто будет уклоняться, кто будет продолжать "жить не по пользе".
Адмиралтейством были пересчитаны 12 корабельных рощ Свияжского, Чебоксарского и Козьмодемьянского уездов Казанской губернии - вышло 539 332 дерева.
Флотские комиссионеры по всей Руси "чинили публики" - говоря по-современному, организовывали торги (по еще более современному - проводили тендеры).
Кое-кому приказывалось, а помещикам - по-хорошему предлагалось "сажать желутками (желудями) дубы", чтобы потом с выгодой продавать Адмиралтейству твердую древесину. Одна тонкость только, одна цифра переводила проблему из экономико-технической в разряд, можно сказать, философских. Указанные деревья до нужных корабельных кондиций растут триста лет. Эти самые триста лет, которые мы сейчас готовимся отметить┘
Что характерно, величина срока ожидания, запас требуемого терпения были общеизвестны, но тогдашней власти и в голову не приходило как-то подсластить эту пилюлю. Планировать, мыслить подобными историческими масштабами, провидеть своих потомков в десятом колене (поделим триста лет на стандартный демографический срок) казалось одинаково естественным и царям, и подданным. Почувствуйте разницу: строя другие планы, другая власть нуждалась именно в таком подслащивании, постоянно намекая на свои особые, номенклатурные отношения со Временем. Помните "ускорения", "┘нынешнее поколение будет жить при┘", "500 дней"?
Впрочем, строительство флота всегда было самым долгим делом. Помню, как поразил меня царский план строительства дредноутов. Вроде сугубо военно-техническая программа, учитывающая британский опыт и наши цусимские ошибки. Принята в 1912 году, сроком на 25 лет. Поразительное совмещение: государь император, торжественный спуск на воду дредноутов, завершающих серию, и┘ 1937 год на календаре. Кажется, можно увидеть эти "летучие голландцы", эти виртуальные линкоры. Бутылка шампанского на праздничной ленточке летит, летит┘ и пролетает сквозь борт, не разбившись на счастье┘
В эпоху Анны Иоанновны член Военно-морской комиссии, лучший из петровских адмиралов, гренгамский победитель Наум Акимович Сенявин признавал: "Ежели заблаговременно тех больших кораблей не убавится и строение оставлено не будет, то весьма через краткие лета не токмо на те большие корабли принципиальные деревья, но и на меньшие уже того сыскать трудно будет┘ однако ж для славы Российского государства один стопушечный корабль всегда надлежит содержать".
Для Черноморского флота энергией Потемкина были мобилизованы рощи Гомельской, Могилевской областей и польской тогда еще Подолии. Для Балтики исследовали и признали подходящей архангельскую лиственницу - но ее тоже отчаянно не хватало. Аж возле Байкала кто-то из птенцов гнезда Петрова разыскал подходящую кандидатуру - сибирскую красавицу, даурскую лиственницу, и в 1738 г. на полпути от Санкт-Петербурга до Выборга была заложена Линдуловская (птичья) роща. Первым фортсмейстером - "лесознателем" стал Габриэль Фогель, с немецкой педантичностью выхаживавший и нумеровавший сибирский молодняк.
После финской войны эти прекрасные места вернули России, и нужно было менять названия. Келломяки стали - Комарово, а соседняя Райвола - Рощино. Здесь похоронены Анна Ахматова, Дмитрий Лихачев.
В этих "культовых" местах уже два года проводится международный Рощинский фестиваль "Мировая деревня". Журналист Татьяна Вершинина, придумавшая его, собирает фольклорные ансамбли из многих стран, народных художников. Главным "экшном" этого года была... мировая свадьба. Для пары молодых рощинцев-молодоженов была сыграна свадьба по обрядам и обычаям всех участников: донских казаков, бурят, финнов, поляков. Но особенно восхитил меня момент, когда во время экскурсии по корабельной роще бурятские музыканты узнали "свои" лиственницы. Кинулись к экскурсоводу, и та все подтвердила умиленно задравшим головы бурятам, рассказав эту историю о петровском указе, лесознателе Фогеле и даурской лиственнице.
Много еще интересного рассказала тогда студентка Петербургской лесотехнической академии Ира Иванова. О своем учителе - дендрологе профессоре Булыгине. О таксационных показателях дерева (диаметр 51 см, высота 41 м). С неподдельной душевной болью упомянула, как во время недавней бури всего за два часа погибло 260 деревьев. Но меня занимал все тот же временной парадокс: вот именно сейчас пришел срок, назначенный этим "принципиальным", по выражению адмирала Сенявина, деревьям.
Представляете, вот в будущем году пройдет это важное событие - 300-летие Санкт-Петербурга. На трибуне Яковлев, высокие гости, музыка, корреспонденты, пиар разлит в воздухе. И вот где-то сбоку, правее, где к Дворцовой площади подходит улица Степана Разина, вдруг слышится что-то, будто заминка какая-то. Охранники в темных очках отворачивают телекамеры, окружают какую-то повозку. А там, озираясь на огромные плакаты с рекламой прокладок и на таблички со странным названием улицы, сидят мужички: "Мы барина такого-то. Лес корабельный привезли. Как, милые, к Адмиралтейству-то проехать?"
