- Леонид Михайлович, в трагедии захвата террористами Театрального центра на Дубровке развивается второй акт - судьба заложников. Можно ли было избежать гибели более сотни человек? Сейчас говорят, что, если бы заложникам медицинская помощь оказывалась на месте, если бы в этом участвовали так называемые парамедики, то есть люди без медицинского образования, но специально подготовленные для оказания конкретной срочной помощи, если бы пострадавших выносили не за руки и за ноги, а на носилках, потери были бы меньше.
- В этом варианте вопрос так стоять не должен. Чем больше я думаю, тем яснее понимаю, что, несмотря на такие тяжелые потери, вряд ли в целом можно было организовать освобождение заложников лучше. Ни одной стране в мире это бы не удалось. Я приезжал на место трагедии недавно вместе с врачами, которые сами были заложниками. Мы положили цветы, и еще раз я ощутил всю сложность ситуации, которая была в ту ночь. Перед входом в здание стояла масса машин, на которых зрители приехали в театр. И неизвестно, заминированы были какие-то из этих машин или не заминированы. Между дверями вестибюля и улицей оставался совсем узкий проход. Я вообще не могу себе представить, как за такой относительно короткий срок удалось вынести из здания столько людей. Ведь если бы на каждого тратили всего три минуты, то в сумме получилось бы 40 часов - там же было около 800 человек. А все было сделано менее чем за два часа. Причем никто не знал, может здание взорваться или нет. Надо было работать быстро-быстро. Какие там носилки! Приходилось поднимать людей из кресел, протаскивать между рядов, многие ведь спали, находились без сознания. Больше 400 "скорых" подогнали, автобусы. Нужно было еще быстро произвести сортировку пострадавших - кого-то в "скорую", кого-то, кто мог сидеть, в автобусы. Заранее было освобождено достаточное количество коек в больницах, там ждали готовые медицинские бригады. Вот пример подготовки: когда в последнюю ночь перед штурмом из зала вынесли двух раненых заложников - женщину и мужчину, в находившемся рядом госпитале были готовы две операционные, стояли уже помытые хирургические бригады, и с ходу начались реанимационные мероприятия. Говорить, что практическое здравоохранение Москвы не было готово к последствиям штурма, в высшей степени несправедливо. Иначе было бы погибших 400-500.
- Каково нынешнее состояние бывших заложников?
- Я общался только с детьми. В основном серьезных отклонений у большинства нет. Их нынешнее состояние требует, конечно, наблюдения и корригирующих мероприятий. Сейчас очень серьезно в этом плане работает токсикологическое отделение Филатовской больницы, которым руководит главный детский токсиколог Минздрава профессор Ян Михайлович Луцкий. Это одно из самых опытных токсикологических отделений России, а может быть, и мира. Для долечивания и дальнейших реабилитационных мероприятий ребят направляют в Научный центр здоровья детей РАМН. Там работают крупнейшие педиатры - невропатологи, кардиологи, гепатологи, нефрологи, иммунологи. Общими усилиями врачей разных специальностей с привлечением психологов составлены соответствующие рекомендации для этих пациентов.
- Как известно, двое юных артистов, остававшихся в зале до конца, погибли от отравления газом.
- Мне очень тяжело об этом говорить. Ведь я видел этих детей живыми на балконе, а через несколько дней приехал на их похороны. Все дети, находившиеся в зале, сидели на балконе неподалеку друг от друга и фактически получили одинаковую дозу усыпляющего газа. Далее все зависело от индивидуальной реакции. У погибшей девочки был бронхит, у погибшего мальчика выраженной болезни не было, но он находился в очень подавленном состоянии. Вместе с тем сидевший там же другой мальчик такого же возраста очнулся одним из первых, когда все еще спали, сумел по веревке вместе с так же быстро очнувшейся преподавательницей спуститься с балкона в партер и выйти в коридор. Там его увидели солдаты, разбили ближайшее окно и вытащили мальчика на воздух. Вот как индивидуально было воздействие газа.
- Министр здравоохранения сказал, что врачи были предупреждены о применении газа...
- Я говорю только о том, что знаю. Я не участвовал в подготовке штурма, в разработке этих мероприятий. Моя задача была совсем другая: поддерживать связь с заложниками, обеспечить их лекарствами, попытаться вывести оттуда детей, попытаться уговорить террористов, чтобы доставить в зал питание.
- Вы встречались с президентом Путиным. О чем вы говорили?
- Встреча продолжалась больше часа. Президента интересовали подробности того, как все происходило. Я отвечал на его вопросы. Он умеет слушать и вместе с тем возражать. Это не было похоже на беседу президента большой страны с рядовым доктором. Это был разговор двух заинтересованных людей. Путин произвел хорошее впечатление. С ним можно разговаривать. Он слушает. И это важно. Видно было, что он устал. Сказал, что несколько ночей не спал.
- Вас давно называют "Детским доктором мира". В Чечне тоже живут дети. Они находятся в состоянии непрерывного стресса, видят вокруг смерть. Как быть с этими детьми?
- Моя мечта, чтобы война в Чечне как можно скорее закончилась. А потом нужны годы, может быть, смена нескольких поколений, чтобы взаимное доверие восстановилось.
- Как вы полагаете, окажет ли на детей пребывание в числе заложников психическое воздействие, след от которого останется на всю жизнь?
- Нужно время. В моей практике это далеко не первые дети, которые перенесли стресс. Ребенок, который перенес тяжелую травму, попал в автокатастрофу, получил ожог, перенес сложную операцию, он же тоже пережил серьезный стресс. Потом проходит год, и все сглаживается. Время лечит.