Дети, война и насилие

Мир устроен парадоксально. В моем детстве, пришедшемся на начало 60-х, мы ужасно боялись войны. Помню, однажды зашедший к нам во двор алкоголик заявил, что завтра начнется война. Мы - стайка пяти-шестилетних детей - с ревом кинулись по домам, и, хотя родные постарались нас успокоить, мы еще долго с тревогой прислушивались к гулу пролетающих самолетов - нам все казалось, что может начаться бомбежка... А ведь тогда война в нашей стране была практически нереальной.

Нынешние дети боятся войны намного меньше, чем вампиров и привидений. Хотя война уже идет, и даже в Москве нет ощущения безопасности. Не знаю, может, это особенность детского восприятия - бояться далекого и таинственного. Но скорее мы пожинаем первые плоды своей безответственности.

Конец XX века знаменателен тем, что под разговоры о правах детей и принятии международных конвенций детство практически лишается статуса неприкосновенности. Дети все чаще втягиваются в военные конфликты, становятся кто жертвами, а кто - соучастниками чудовищных преступлений. За последние десять лет в мире убиты в войнах около двух миллионов детей, шесть миллионов получили серьезные ранения или стали инвалидами, а почти тридцать миллионов превратились в беженцев. В Сараево более половины детей были ранены, а 66% подвергались смертельной опасности. В Анголе 67% детей стали свидетелями пыток, избиений и ранений, причем среди пострадавших было много их родственников. В Руанде почти все дети осиротели, 16% из них выжили, прячась под трупами близких. После произошедшей в Руанде резни народа тутси дети при опросах говорили, что им безразлично, вырастут они или погибнут. Еще каких-то 10-15 лет назад все это казалось нам бесконечно далеким, а потому недостойным пристального внимания. Но сейчас, когда в Чечне даже десятилетние мальчишки гордо расхаживают с автоматами, пожалуй, стоит поинтересоваться чужим опытом.

Вот история, каких сейчас в мире миллионы. Когда Томас пошел на войну, ему было одиннадцать лет. Автомат Калашникова, который он носил, при случае пуская в ход, был больше него самого, но весил немного, и носить его было необременительно. Для начала Томасу велели убить пленного - в доказательство того, что он способен стать настоящим солдатом. Он попытался воспротивиться, но ему пригрозили смертью, и мальчик покорно исполнил приказ. Затем он научился сбрасывать людей в колодцы, где они умирали медленной смертью, видел коллективные изнасилования женщин и принимал психостимулирующий препарат - амфетамин, про который ему говорили, что это "сделает его сильным и храбрым воином".

По свидетельствам очевидцев, из детей получаются отличные солдаты. Они храбры и послушны, не задают лишних вопросов, их легко подавить, легко наказать. А некоторые даже воспринимают войну как игру. В последние годы с появлением легкого и простого в употреблении оружия детей стали использовать в составе ударных войск. Практически везде, где ведутся сейчас войны, детей насильно забирают в армию, и они быстро обучаются чистить и заряжать оружие, увертываться от пуль, мародерствовать, ползать по-пластунски, брать заложников и убивать врагов. В Камбодже дети участвуют в вооруженных конфликтах с 1953 года, когда в стране была свергнута монархия. То есть там уже сорок лет подряд у детей крадут детство.

А когда войну наконец удается прекратить, встает другой, не менее трудный вопрос: что делать с детьми, уцелевшими на войне? Как быть с армиями мальчиков после подписания мира в Мозамбике и Анголе? Само число этих солдат ужасает. В Либерии их, например, шесть тысяч. Разве можно вернуть детство десятилетним солдатам? Ведь эти ребята видели столько ужасов, они привыкли к насилию и жестокости. Большинство из них неграмотны, и это понятно - где им было учиться? Непонятно другое: как объяснить детям, что такое детство, если они его не знали, не помнят? Неудивительно, что, даже когда удается найти родителей этих мальчиков, взрослые не хотят забирать домой детей, превратившихся в закоренелых убийц.

Программы реабилитации, проводившиеся представителями ООН и группами добровольцев, не дали, обнадеживающих результатов. Вот что рассказывает про эти занятия английская писательница Кэролайн Мурхед, специалист в области прав человека: "Бывшие малолетние солдаты очень агрессивны, у них размыты представления о добре и зле, а некоторые из этих детей откровенно порочны. Они рисуют только танки и взрывы бомб, играют в палачей, страдают бессонницей, фобиями, приступами тревоги. Кто-то не может есть. Кто-то абсолютно неконтактен. Из их памяти не удается вытравить воспоминания о жестокостях. Один маленький либериец, впервые взявшийся за оружие в десять лет после того, как у него на глазах зверски убили сестренку, сказал на реабилитационном занятии: "Меня должны наказать за то, что я сделал". Но, пожалуй, больше всего в подростках, чье детство прошло на войне, пугает равнодушие. Смерть стала для них чем-то совершенно обычным, заурядным".

Во всем плохом, что происходит с детьми, виноваты взрослые. Это азбучная истина, которую мы на исходе тысячелетия вдруг начали подзабывать. Отказываясь от традиционных норм поведения, в частности, предполагающих ограждение детей от насилия ВО ВСЕХ ЕГО ВИДАХ, мы нарушаем один из основных жизненных законов. И тем самым ставим под угрозу саму жизнь. И детскую, и нашу собственную. Военный конфликт в Чечне - это для нас предупреждение. Но, боюсь, мы его не услышим. Ведь российские политики и журналисты тоже, как дети, не желают видеть реальных опасностей, а пуще всего боятся слова "цензура". Даже когда речь идет об охране детской психики и нравственности. А вот в ведущих странах Запада давно уже приняты законы, устанавливающие ограничения на демонстрацию секса и насилия. Хотя свободой слова там дорожат ничуть не меньше, чем у нас. Просто там понимают, что беспредельной свободы для всех не бывает. Свобода убийцы автоматически влечет за собой несвободу для его жертвы. Давая волю разрушительным силам, мы непременно будем ущемлять созидательные. Поэтому, например, в Англии правила регулирования телевещания предусматривают так называемый водораздел, отделяющий вещание, ориентированное на всю семью, от вещания, предназначенного для взрослых. В Германии определенные программы и фильмы запрещены к показу между 11 вечера и 6 утра. Даже во Франции, где свобода не просто ценность, а сверхценность, фильмы делятся на те, которые можно смотреть всем, и на те, которые нельзя смотреть детям до определенного возраста (до 12, до 16 и до 18 лет).