Рожденный в день святого Иова

О православии последнего русского императора за последние годы, казалось бы, сказано и написано столько, что тема эта российскому читателю должна бы уже надоесть. Но это только на первый взгляд. Интерес к Николаю II в России, и прежде всего в православных ее кругах, не только не ослабевает, но даже, наоборот, год от года усиливается. Почему это происходит? Думается, что ответ прост: человеку, живущему в эпоху смут и потрясений, хочется найти тот нравственный ориентир, который помог бы ему устоять в каждодневной борьбе за выживание, идеал, на который он мог бы равняться и который связывал бы его с давно ушедшим в историческое небытие миром, воспринимаемым как прекрасный чистый град Китеж. Вера в сказку не такая уж плохая черта, хотя счастливый конец далеко не всегда служит наградой внимательному ее читателю.

Эпоха императора Николая II для многих и ассоциируется с тем прекрасным градом Китежем, который навсегда потонул в пучине грозных событий начала XX столетия. Почему это произошло - отдельный разговор, здесь возможна вариативность (для одних все дело в происках враждебных антиправославных сил и пресловутом "жидомасонском заговоре", для других - в трагическом клубке нелепых совпадений и трагических ошибок тогдашних правителей, для третьих - в мировой войне и т.д.). Но для всех, кто почитает императора Николая II (вне зависимости от того, как они оценивают происшедшее в 1917 г.), несомненным остаются его страстотерпческий подвиг и искренняя вера. Оценить глубину веры, думается, можно по тому, на какие жертвы человек способен пойти, отстаивая свои идеалы. Император, находясь в заточении вместе с семьей и слугами, не только не роптал на Бога, но, более того, молился за своих врагов. Оставаясь в течение всей жизни религиозно цельным человеком, он ни разу не усомнился в Божьем промысле, оставаясь искренно, до наивности преданным Божьей воле человеком. Относиться к подобной вере можно по-разному.

Долгие годы веру императора штатные критики царизма называли ханжеством, дикостью и проявлением пресловутого "вырождения династии". Ныне неумеренные адепты последнего государя договариваются до того, что называют его "Царем-соискупителем", стремясь оправдать не только "исконную православность" Николая II, но и его политические шаги вне зависимости от того, насколько оправданными (или нет) они были. Переубеждать таких почитателей - дело неблагодарное и ненужное. Их вера, переходящая порой грани мифотворчества, - предмет отдельного изучения (впрочем, если исследователи когда-нибудь на это решатся). Представить, что император Николай II был неудачным политиком для таких людей так же невозможно, как и усомниться в его православии. И все же подобное разделение необходимо. Как мне кажется, это стоит иметь в виду всегда, когда пытаешься нарисовать пусть даже схематичную картину религиозных взглядов такого сложного человека, как Николай II...

"Николай II недаром был завязан в молчание, точно в платок", - сказала как-то Зинаида Гиппиус, сказала - и не ошиблась. Действительно, в свою личную жизнь, в том числе в мир своих религиозных переживаний, император (как и Александра Федоровна) не любил никого пускать. На религиозные темы Николай II не любил говорить, предпочитая не профанировать свои чувства. Разумеется, будучи публичным политиком и по закону Верховным ктитором Православной Российской Церкви, хранителем догматов веры и блюстителем правоверия, государь регулярно бывал на официальных молебнах и церковных церемониях, посещал храмы и монастыри империи, время от времени встречался с православными иерархами. Но ведь и его предшественники поступали так же. Вряд ли кого-либо из русских монархов XIX столетия возможно аттестовать как человека арелигиозного или равнодушного к вере. В чем же было дело?

Очевидно, в особой религиозной направленности последнего венценосца России, которая не смогла укрыться от внимательных взоров современников. В самом деле, при нем было канонизировано святых больше, чем за весь Синодальный период, он лично настоял на прославлении великого русского святого - преподобного Серафима Саровского. Николай II в течение всей своей жизни "жаждал мучительнейше встречи с истинным святым", постоянно уповая на такую встречу. Без понимания этого переживания монарха трудно понять и феномен "старца" Григория Распутина, ныне прославляемого некоторыми "ревнителями" не по разуму в качестве великого оболганного святого. Что делать! Государь хотел побороть "средостение", отделявшее его от горячо любимого им простого народа, а как побороть - не знал. Он полагал, что простой народ любит своего государя так же, как и он, государь, народ. Саровские торжества лета 1903 г., на которых присутствовали многие члены Дома Романовых, убедили императора в истинности его веры. Собственно, и свою власть он понимал религиозно, будучи убежден, что самодержавию ничего не грозит до тех пор, пока в народе сохраняется вера в него как в Помазанника Божия. Григорий Распутин и был той "бородой перед престолом", которая олицетворяла в образе обычного русского мужика этот самый "простой народ", верный государю до последнего вздоха.

Понимали ли это современники? Далеко не все и не сразу. Одним из тех, кто правильно оценил Распутина как фигуру, имевшую для государя религиозное значение, был Сергей Булгаков. Вскоре после революции 1917 г., пережив гибель монархии и приход к власти большевиков, в статье "На пиру богов" он устами одного из героев замечательно точно поставил диагноз (если такое слово уместно в данном контексте) царской религиозности. "Царь взыскал пророка теократических вдохновений <...>. Его ли одного вина, что он встретил в ответ на этот свой зов, идущий из глубины, только лжепророка? Разве здесь не повинен и весь народ, и вся историческая Церковь с первосвященниками во главе? Или же никто лично здесь не виноват, и если уж можно говорить о вине, то только о трагической, точнее, о судьбе, о некой жертвенной обреченности, выпадающей на долю достойнейших, а отнюдь не бездарностей".

Император Николай II отнюдь не был "бездарностью", о которой так любили говорить в советские времена, но он не был и выдающимся государственным деятелем своего времени, о чем стараются умалчивать его не в меру пылкие адепты. Но он был действительно христианином, понимавшим, что религиозная шкала оценок (а для него это была и шкала нравственная) должна быть приоритетной. Его вера в Промысел Божий удивительно уживалась с верой в юродивых и шарлатанов, появлявшихся в при дворе (например, в лионского "магнетизера" и лжеврача Филиппа, которого в письмах они с императрицей называли "наш первый Друг"), но значит ли это, что мы должны скептически относиться к его вере, подвергать ее сомнению? Думаю, что права на это у нас нет. "Не судите" - это требование не только религиозного, но и этического характера. Судить (обсуждать) религиозность кого бы то ни было - весьма ответственная задача, предполагающая осознание личной безупречности. Многие ли могут похвалиться этим?

...20 августа 1914 г. посол Франции в России Палеолог занес в дневник весьма характерную информацию, относящуюся к 1909 г., якобы переданную ему тогдашним министром иностранных дел России Сазоновым. Речь шла об аудиенции, данной государем Столыпину. На этой аудиенции Николай II, если верить Палеологу, откровенно сказал премьеру: "Мне не удается ничего из того, что я предпринимаю, Петр Аркадьевич. Мне не везет... К тому же человеческая воля так бессильна..." Столыпин запротестовал, однако император напомнил ему, что родился 6 мая, в день святого Иова. "Слава Богу, царствование Вашего Величества завершится со славой, так как Иов, смиренно претерпев самые ужасные испытания, был вознагражден благословением Божиим и благополучием", - ответил Николаю II Столыпин. "Нет, поверьте мне, Петр Аркадьевич, - парировал ему император, - у меня более чем предчувствие, у меня в этом глубокая уверенность: я обречен на страшные испытания, но я не получу своей награды здесь, на земле...".

Этой награды император Николай II при жизни не получил. Но его кончина была поистине христианской. Он полностью оправдал слова стихотворения-молитвы ныне почти забытого поэта Бехтеева, действительно научившись сполна "сносить народное гоненье и пытки... палачей".

...Время идет, история выносит свой приговор, но воспоминание о молитве за врагов и сегодня останавливает (или по крайней мере должно останавливать) нас от слишком резких заявлений о последнем русском самодержце, заплатившем за все свои ошибки полную меру христианского воздаяния.