- Вы хорошо помните отца?
- Он был одним из самых популярных в Баку отоларингологов (его называли "буюк хаким" - "большой врач") и, кроме того, очень хорошо знал "вокальную" гортань. Многие артисты, прослышав об этом, стали приходить в наш дом для консультаций. Не только певцы, но и знаменитые актеры (Качалов, Книппер-Чехова), композиторы (классик азербайджанской музыки Узеир Гаджибеков), пианисты (Александр Цфасман, позже Святослав Рихтер), люди цирка - Эмиль Кио или дагестанские канатоходцы из групп Рабадана Абакарова и Яраги Гаджи-Курбанова. Мне повезло, что в нашем доме бывали такие артисты. Я с ними тоже общался, и это было сильнейшей школой жизни.
Мать была почему-то уверена, что я стану музыкантом, по поводу чего мне было куплено пианино фирмы "Дидерихс". При Бакинской консерватории существовала "группа одаренных детей". Позанимавшись в ней, я потом легко выдержал экзамены в школу-десятилетку при консерватории.
- А сочинять пробовали?
- Первые несложные пьески я написал для своего ансамбля, существовавшего в 40-е годы. Мне было тринадцать лет. Мы играли мелодии из популярных фильмов и выступали перед ранеными. В этот период Баку был как бы одним большим госпиталем - раненых с фронта везли именно сюда.
В 1949 году я поступил в консерваторию... А через год меня исключили! В приказе была формулировка - "за отсутствие серьезного мышления". На самом деле причина была в другом. Во-первых, я, как и многие другие молодые люди, модничал: отрастил "тарзаньи" волосы, носил туфли на толстой подошве, пестрые галстуки - в общем, был стилягой, хотя слова такого еще не существовало. Кроме того, оказался помешан на автоделе и поэтому мало занимался - из "трофейного" металлолома собрал "опель-кадет" и мотоцикл "триумф"... Ну, а вторая причина - в моей музыке нашли приметы запрещенного "формализма": писал сложные многоэтажные аккорды! Через год, впрочем, смиловались и приняли.
- А знали ли вы в те годы дагестанскую музыку, фольклор?
- В начале 50-х годов в Баку приехал с гастролями Дагестанский ансамбль песни и пляски, которым руководил композитор Готфрид Гасанов. Он был у нас в гостях; я сыграл ему свои сочинения ("Романтическую сонатину", в которой ничего национального не было). Гасанов сказал моему отцу: "Мурад должен посвятить свою жизнь Дагестану! И должен наконец приехать в республику!" Папа ответил: "Я бы тоже этого хотел..." И зимой 1952 года послал меня в Махачкалу. Я поездил по Дагестану, послушал народные мелодии, которые, как оказалось, заметно отличались от привычных мне азербайджанских напевов. Потом приехал уже летом, еще раз исколесил весь Дагестан и побывал в нашем родовом ауле Кумух. Записал - карандашом в блокноте - много народных мелодий. Гасанов дал мне сборники фольклора и даже свои записи народных песен.
В 1955 году закончил консерваторию и поехал работать в Махачкалу. Создал джазовый вокальный ансамбль "Гуниб". Исполняли наряду с американскими "стандартами" мои джазовые миниатюры. Записал с "Гунибом" три пластинки - редкость по тем временам. Сочинял музыку для кино.
Мой "Африканский концерт" исполняли биг-бэнд Макса Грегера из ФРГ и... оркестр Дюка Эллингтона! Произошло это в 1967 году. Есть фото, где мы сняты вместе с Эллингтоном: в руках у него моя партитура, а подмышкой коробка с хорошим дагестанским коньяком (мой подарок!). Это было в 1964-м. Я тогда приехал в Америку. И привез с собой первый вариант концерта с тайной мыслью передать его именно Эллингтону. Идея почти бредовая; да и музыка была не эллингтоновская, ближе к Стену Кентону. Но мне повезло - мне организовали встречу с Дюком. Он просмотрел партитуру, прочитал название - "Африканский концерт" - и сказал: "О, Африка - это великая страна, оттуда мои корни!"
Прошло несколько лет, этот эпизод подзабылся, как вдруг ночью - звонок от Олега Лундстрема: "Мурад, срочно включай радио, на волнах "Мьюзик Ю-Эс-Эй" звучит твой концерт, играет Эллингтон!"...
- 60-е годы - это еще и ваш балет "Горянка"...
- Он был поставлен в Мариинском (тогда Кировском) театре балетмейстером Олегом Виноградовым. Потрясающая постановка с участием звезд, большинство из которых вскоре оказались в эмиграции - Барышников, Макарова, Панов... Кстати, все они захотели познакомиться с Дагестаном, увидеть наши горы, реки, долины, Каспийское море, встретиться с людьми... Я их возил в республику несколько раз.
- А я напомню еще один проект того же времени: джаз и поэзия. Стихи Расула Гамзатова - и как бы их отзвук в волнах звучания камерного джаз-оркестра, ведущую роль в котором играли импровизации гитариста Николая Громина...
- Я написал две такие композиции. Одна называлась "Голова Хаджи-Мурата", а вторая - "Таинственность". Это была довольно сложная по языку музыка. Атональная. Работа с Громиным на этом не кончилась. Я написал в расчете именно на него цикл "Лирические новеллы" для импровизирующего гитариста и симфонического оркестра. Мы исполнили этот цикл раз тридцать - в Москве, Ленинграде, Ростове, Казани, Омске и других городах.
Джаз - моя любовь на всю жизнь.
Симфонические иллюстрации "Имам Шамиль" - это 1992 год. Работа возникла по прочтении хроник, историй и романов. Вообще, имам Шамиль - личность выдающаяся, романтическая, но до недавнего времени преподносившаяся только со знаком минус. Избранный мною жанр "иллюстраций" позволил широко показать природу Кавказа, быт горцев, их мечты и надежды, песни и танцы, эпизоды общения героя с соплеменниками, любимой женой, природой, молитвенное состояние верующего человека.
- Вот уже тринадцать лет вы возглавляете бывший Эстрадный, а ныне Академический большой концертный оркестр радио имени Юрия Силантьева...
- Юрий Васильевич ушел из жизни в 1983 году. И мне уже тогда предложили возглавить этот коллектив. Но я жил в Махачкале, у меня было много обязательств. Потом наступили трудные дни: коллектив оказался перед угрозой ликвидации. Теперь оркестр не только сохранен, но даже расширен. Два года велась борьба за то, чтобы коллектив носил имя Юрия Силантьева. Выиграли!