"Сидит в кювете и богатеет..."

Были времена, когда пробудившиеся не без содействия СССР Ближний Восток, Африка, Азия охотно шли на сотрудничество с нашей страной, поскольку это сулило приличные выгоды. Некоторые из молодых государств и по сей день не расплатились за оказанные им услуги и помощь, а многим даже великодушно простили долги. В те самые времена, о которых в этих заметках пойдет речь, наши руководители много ездили по странам разбуженных континентов, и порой это выглядело так...

Хрущев в Египте

Это было увлекательное путешествие по Средиземному морю на комфортабельном теплоходе к берегам дружественной Арабской Республики Египет. В пути всемогущий зять Хрущева главный редактор "Известий" Алексей Аджубей раздал сопровождавшим журналистам перечень избитых газетных штампов, которые запрещалось употреблять в корреспонденциях в Москву. Там, помнится, фигурировали такие выражения, как "огромный интерес общественности", "немеркнущая дружба народов", "горячий прием" и так далее в таком же духе. Когда корабль уже приблизился к Александрии, корреспонденты взмолились и упросили Аджубея отменить запрет, "ограничивающий свободу творчества", - без привычных трафаретов творчество застопорилось.

Визит проходил как по нотам: приемы, речи, переговоры. Были, конечно, и отклонения от расписанного в деталях сценария. Не согласовав с товарищами по Политбюро, Никита Сергеевич неожиданно по своей воле присвоил звание Героя Советского Союза президенту АРЕ Насеру и его заместителю Амеру. Товарищи ему это потом припомнили в ходе процедуры импичмента, но тогда не роптали. Для дипломатов и переводчиков беда была в том, что Хрущев любил импровизировать и порой его заносило так далеко, что потом всему МИДу приходилось выкручиваться.

В одном из своих выступлений перед трудящимися массами, занятыми сооружением Асуанской плотины с помощью советских специалистов и техники, Хрущев растрогался, почувствовав себя как бы в родной стихии. Да и было отчего: повсюду пестрели плакаты на русском языке с лозунгами о нерушимой дружбе двух братских народов. Красовались портреты самого Хрущева и огромное панно с изображением крепко обнимающихся новоиспеченных братьев - смуглого араба и русого россиянина.

Высокий гость решил держать непредусмотренную программой речь. Сначала это были бурные призывы крепить и впредь обретенное братство, добиваться высокой производительности труда в сооружении "вечного и более значительного, чем все эти пирамиды, памятника - Асуанской плотины". Затем Никиту Сергеевича, как говорится, понесло, и он перешел на политику.

- Трудовой народ должен сам вершить свою судьбу, должен сам распоряжаться своими природными богатствами. Вот вы, народ Египта, выгнали вон из страны этого вашего короля... Как его? Да, этого Фарука! И правильно сделали, товарищи! А этот сидит в своем кювете и богатеет за счет народа...

Переводчик осторожно переспросил:

- Кто сидит в кювете, Никита Сергеевич?

- Как кто? Ну, этот, который в кювете, который богатеет, пользуется народным добром.

Возникло замешательство. Никто не понимал, кто и почему сидит в кювете и притом еще богатеет. Переводчик опять переспрашивает. "Что тут непонятного? - отвечает Хрущев. - Сидит этот, как его - хан, что ли, по-ихнему, в своем кювете и богатеет за счет нефти, а народу - шиш! И народ в кювете должен также поступить, как в Египте".

Тут наконец дошло, что речь идет об арабском государстве Кувейт, название которого наш лидер произносит на свой лад... Поняв, в чем дело, сопровождавшие лица пришли в ужас. Советский Союз только-только установил дипломатические отношения с Кувейтом, и призыв Хрущева расправиться с эмиром был отнюдь не лучшей прелюдией для их развития. Все бы ничего, не будь рядом иностранных корреспондентов, которые только и ждали чего-то "жареного". В общем, мог произойти скандал, но его удалось погасить, объяснив кувейтцам, что Хрущев хотел сказать совсем не то, что его неправильно поняли и произошло досадное искажение перевода.

Марокканский рай

Получилось так, что хотя Марокко и королевство, но наши коммунистические руководители жаловали эту страну своим вниманием. Здесь побывали три председателя Президиума Верховного Совета СССР - Брежнев, Микоян, Подгорный.

Приезд Брежнева произошел вскоре после его назначения главой государства в 1960 году, и он весьма понравился королю Марокко Мухаммеду V: они подолгу беседовали, обменивались дорогими подарками. В противоположность Хрущеву Леонид Ильич доходчиво разъяснил монарху свой взгляд относительно мирного сосуществования различных общественных систем.

В целом же пребывание Брежнева в Марокко ничем примечательным отмечено не было. Интересен лишь эпизод, произошедший во время перелета его спецсамолета над территорией соседнего Алжира, где тогда шла война против французских колонизаторов. Самолет был окружен звеном истребителей с опознавательными знаками ВВС Франции, которые его какое-то время конвоировали и даже выпустили в пространство несколько пулеметных очередей. Соответствующее представление французскому правительству, разумеется, было сделано, но это уже потом. Во время же полета, когда французские асы имитировали обстрел правительственного самолета, Леониду Ильичу было очень даже не по себе... Спокойствие внес командир корабля Борис Бугаев, эффектно доложивший, что благодаря предпринятым им маневрам пилотажа самолет оторвался от преследователей и находится вне опасности. В общем, он спас Брежневу жизнь. Так ли это было или как-то иначе, но вскоре Бугаев стал министром авиации, затем главным маршалом авиации, дважды Героем Соцтруда, членом ЦК КПСС, лауреатом Ленинской и Государственной премий и т.д. и т.п.

Анастас Иванович Микоян находился на высокой должности председателя Президиума Верховного Совета недолго, всего год - с 1964-го по 1965-й. Но за это время успел поездить по миру, укрепляя дружбу и сотрудничество между народами. Возвращаясь из очень жарких стран Африки (это были Конго, Гвинея, Гана), Микоян прибыл в Марокко, которое, как известно, расположено в Северной Африке, и климат там довольно умеренный. Спустившись по трапу в аэропорту Рабата и вдохнув свежий воздух, первое, что он сказал обступившим местным журналистам, было:

- Да у вас тут рай, в вашей стране самый настоящий рай!

В то время левые силы - партии и профсоюзы - вели активную борьбу с властями за увеличение зарплаты, социальное обеспечение, за предоставление свобод, против полицейского произвола, пришедшего на смену колониальным порядкам. Заявление Микояна в прямом переводе, без объяснения, почему он так сказал, было опубликовано на первых страницах всех национальных изданий и вызвало бурю негодования со стороны социалистической партии "Истикляль", профсоюзов, а также компартии во главе с Али Ятой. В итоге пришлось созвать пресс-конференцию и объяснить, что советский руководитель имел в виду всего лишь прекрасные погодные условия в стране и не более.

Микояна на посту главы государства сменил Николай Викторович Подгорный, который пробыл на этой должности целых 12 лет, пока ее не узурпировал Леонид Ильич. В 1968 году он посетил Марокко, и это была в основном туристическая поездка. Побеседовав с королем Хасаном II, он в сопровождении кавалькады моторизованных охранников отправился в путешествие по стране, побывав в Касабланке, в живописных районах горного Атласа, в берберских поселениях. Во время какого-то застолья Леонид Замятин, находившийся в составе делегации, представляя Подгорного местным властям, сказал:

- К вам сейчас обратится председатель Президиума Верховного...

Высокий советский гость остановил его:

- Леонид Митрофанович, ты им скажи, что я прежде всего член Политбюро - вот это главное, самое главное!

Пришлось долго объяснять марокканцам, что такое Политбюро и почему оно главнее Президиума Верховного Совета...

В другой раз была такая сцена. Николаю Викторовичу доложили, что аудиенции просит посол Чехословакии в Марокко. Шел тревожный для наших отношений с этой страной 1968 год. Подгорный достал пачку папирос советского производства, долго молча курил и, наконец, негромко произнес:

- Да ну его на хер!

И ведь как в воду глядел: через день стало известно, что этот посол вместе с семьей попросил политическое убежище у американцев.

Министр Патоличев в Сирии

Послужной список Николая Семеновича Патоличева впечатляет: первый секретарь ряда обкомов, секретарь ЦК КП Украины, 1-й секретарь ЦК Белоруссии, кандидат в члены Президиума ЦК КПСС, дважды Герой Соцтруда, бессменный депутат почти полвека, многолетний министр внешней торговли СССР. Человек он был незаурядный, оригинальный. Проходя от лифта к своему министерскому кабинету на пятом этаже высотки на Смоленской площади, непременно здоровался за руку с уборщицами, справлялся о здоровье, а вот на своих сотрудников, застывавших при виде его в подобострастных позах, вообще не обращал внимания. Было у него хобби - коллекционировал монеты, но не простые, а золотые. Зная эту страстишку министра, везли ему торгпреды такие сувениры из стран своего пребывания и пользовались благосклонностью.

Как-то в конце 60-х годов Патоличев прибыл во главе правительственной делегации в Сирийскую Арабскую Республику с миссией заключить солидное торговое соглашение, чтобы в обмен на наше оружие сирийцы поставляли свой длинноволокнистый хлопок. В то время в Сирии после очередного переворота к руководству страной пришли военные во главе с полковником Шешекли. Патоличев держал перед ним речь (разумеется, на русском языке) и, когда я начал было переводить первые фразы на арабский, он одернул:

- Не перебивай! Вот когда закончу, тогда и переводи!

В помещении стояла страшная жара, окна и двери почему-то были наглухо закрыты, и министр в черной паре проговорил полчаса... Отирая струящийся по лицу пот, жестом пригласил меня к микрофону: вот теперь, мол, давай переводи!

Оглядев битком набитый офицерскими мундирами зал, я увидел страдающих от духоты и жары людей с оторопевшими, даже обалдевшими лицами, ведь за эти полчаса они не поняли из речи министра ни единого слова! И я решил пощадить аудиторию: мой перевод этой речи, состоявшей из общих фраз и лозунгов, занял ровно шесть минут. После бурных аплодисментов министр, подозрительно глядя на меня, спросил:

- Что-то быстро перевел... Я ведь намного дольше говорил.

Отвечаю, пожимая плечами, что это язык у них такой - компактный.

Но на этом языковые экзерсисы министра не закончились. Во время официального обеда он журил:

- Жарко у вас, жарко. Но пар костей не ломит, переведи им это.

С грехом пополам перевел. На столе появляется новое блюдо, и Николай Семенович интересуется, что это. Узнав, что подали паштет из дичи, снова шутит:

- Есть такой анекдот. Одного украинца спросили: "Какую ты любишь дичь?" А тот отвечает: "По мне нет лучше дичи, чем колбаса!"

Перевел. Полковники переглянулись, понять ничего не могут.

- Чего это они не смеются? Что-то не так перевел? - вопрошает министр.

Спрашиваю:

- Почему не смеетесь, господа?

Те разводят руками: во-первых, не знают, кто такие украинцы; во-вторых, колбаса совсем не дичь! После обстоятельного экскурса насчет Украины и ее жителей, любящих хорошо поесть, появились натянутые улыбки. За десертом министр спросил главного военного, есть ли у него дети. Оказалось, что есть дочь восемнадцати лет.

- Присылайте ее к нам учиться в строительный институт, - посоветовал Патоличев. - А как только сдаст экзамен по сопромату, то может выходить замуж - это наши студенты так между собой говорят.

Он чувствовал, что я не знаю как по-арабски "сопромат" и не преминул спросить, правильно ли я перевел этот термин. Признался, что перевел по-другому: считается, что после второго курса студент уже не вылетит из вуза и может жениться.

Вечером в своей среде, когда подводили итоги дня, Николай Семенович сказал, что переводчик должен улавливать малейшие нюансы, даже интонации голоса, и рассказал случай из своей богатой партийной практики...

Перед войной Патоличев был первым секретарем Ярославского городского комитета ВКП (б). Во время очередных выборов в состав горкома партии группа скрытых оппозиционеров решила не допустить избрания одного верного и преданного коммуниста и прибегла к коварной уловке. Когда была выдвинута его кандидатура и все дружно закричали "Знаем! Знаем!", что означало согласие оставить в списке, вдруг поднимается некий участник конференции и вежливо так спрашивает: "Простите, у меня есть вопрос: вы, случаем, не из такой-то деревни родом?" Тот подтверждает: да, именно из этой деревни. И тогда задававший вопрос с эдакой иезуитской расстановочкой в голосе произносит: "Так, та-ак!" Поднялся шум, собрание требует ясности: что, мол, все это значит? Однако делегат елейным тоном говорит, что он хотел узнать то, что узнал, и баста. В результате достойный кандидат в горком партии не прошел - забаллотировали. На всякий случай, из соображений бдительности.

"Вот что может значить одна, казалось бы, невинная реплика "так, так", - комментировал министр свой рассказ из партийной жизни. - Поэтому переводчик должен быть предельно точным и передавать даже интонации!"