Дмитрий Замятин Политика как совокупность властных решений и действий всегда "завязана", ориентирована на определенное географическое пространство. Власть и всевозможные ее проявления возникают в известном смысле как реакция на пространственные особенности существования обществ и цивилизаций. Но связь между географическим пространством и властью, существующей в нем и над ним, гораздо шире и глубже, чем это представлялось сторонникам классического географического детерминизма.
Политические события - переговоры и манифестации, войны и конфликты, выборы и забастовки, коронации и инаугурации - связаны, прямо или косвенно, с образами географического пространства, в котором они происходят. Любые действия предусмотрительной и умной власти должны учитывать эти образы, власть должна постоянно работать с образами пространства, как бы присваивая и используя его. Можно даже сказать, что идеал такой власти - геократия, то есть осуществление власти как бы самим географическим пространством, в котором происходят те или иные политические события.
Географические образы должны выступать как инструмент освоения и присвоения властью пространства, а с другой стороны, качество этих образов должно показывать и эффективность политизации самого географического пространства. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что каждая власть имеет те географические образы, которые она заслуживает.
КОНСТРУИРОВАНИЕ И РЕКОНСТРУКЦИЯ
Говоря о взаимосвязях географических образов и политики, необходимо обратиться к генезису, происхождению этих образов. Он, как, впрочем, и любые типы власти и политических действий, обнаруживается в культуре того или иного сообщества. Пространство, по сути дела, как и его образы, создаются культурой и/или цивилизацией, которая их осознает, живет ими и в них. Поэтому рассмотрим более внимательно механизмы происхождения географических образов.
Каждая культура создает свои так или иначе репрезентированные (представленные) образы географического пространства; это ее неотъемлемые элементы. Традиционные культуры предлагали свои, часто уникальные коды к расшифровке и пониманию этих образов. Решающая трансформация произошла в начале Нового времени, когда разработка картографических проекций определила доминирующие и универсальные способы репрезентации образов географического пространства.
Дальнейшее развитие образов географического пространства связано с их известной автономизацией в культуре (культурах) - они становятся в некотором смысле субкультурой, проявляющейся и транспонируемой (передаваемой) другими по генезису образами и закрепляющей себя различными средствами. В то же время возникают самостоятельные типы географических пространств - политико-географические, культурно-географические, социально-географические, экономико-географические, - которые репрезентируются и интерпретируются соответствующими специфическими типами образов. Кроме этого большинство существующих современных цивилизаций и/или культур как бы экспортирует вовне свои образы географического пространства, которые взаимодействуют с чужеродными образами, порождая целые "вееры" гибридных, композитных образов.
На традиционное физико-географическое пространство накладываются многочисленные "слои" различных по происхождению, структурам, способам функционирования и специализации образов географического пространства. Эти образы совмещаются, сосуществуют в традиционном пространстве. Основная исследовательская проблема при этом - это нащупывание механизмов и каналов взаимодействия различных образов географического пространства с последующими попытками идентификации основных типов их трансформаций, их характера и масштабов. Так, на уровнях страны, региона, небольшой местности могут происходить совершенно различные образные взаимодействия и трансформации, ведущие к доминированию и созданию принципиально разных образов географического пространства.
Создание географических образов связано с процессами формализации и одновременно сжатия, концентрации определенных географических представлений, превращении их в "сгусток". В общем смысле географический образ - это совокупность ярких, характерных сосредоточенных знаков, символов, ключевых представлений, описывающих какие-либо реальные пространства (территории, местности, регионы, страны, ландшафты и т.д.). Географические образы могут принимать различные формы в зависимости от целей и задач, условий их создания, наконец от самих создателей образов.
Какие процессы преобладают при создании географических образов? В большинстве случаев географические образы - результат двух основных процессов: процесса целенаправленного конструирования и процесса реконструкции, выявления, идентификации. Процесс реконструкции похож на процедуры прориси на христианских иконах с целью обнаружения главных контуров рисунка. Соотношение выделенных процессов зависит от позиции исследователя географических образов.
Одним из наиболее интересных типов геообразных пространств являются геополитические пространства. Рассмотрим их подробнее на примере ключевых геополитических образов России.
КЛЮЧЕВЫЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ РОССИИ
Первый из них - так называемый остров Россия, впервые выделенный и подробно описанный Вадимом Цымбурским как устойчивый архетип геополитического развития России. В связи с этим мы не будем подробно останавливаться на его характеристике - укажем только, что этот геополитический образ (ГПО) во многом базируется на этнокультурных, цивилизационных и языковых особенностях развития Древней Руси и средневековой России, предопределивших аутентичность самого образа.
Следующий ключевой ГПО - это Россия-Евразия, детально раскрытый и проработанный в рамках концепции евразийства в 1920-1930-х гг. Здесь был сделан важный переход за рамки традиционных геополитических возможностей России. По сути, используя историко-географические основания, евразийцы создали мощный геополитический образ, потенциально позволяющий разрабатывать достаточно масштабные и разнообразные геостратегии.
Несколько ранее был осознан и транслирован вовне другой ключевой ГПО - Россия-и-Европа, или Россия как Европа. Если в историософском плане этот образ был проработан в основном уже в XIX веке, то в политическом и культурном смысле понимание России как в первую очередь европейской страны и державы было заложено по преимуществу в XVII-XVIII вв. Очень важно отметить, что Россия воспринималась и воспринимается во многом как маргинальная, пограничная, фронтирная страна Европы, во многом схожая, например, с Испанией, - прежде всего, конечно, на историко-культурных основаниях. В более широком контексте российская и латиноамериканская (ибероамериканская) цивилизации типологически относятся к пограничным.
Также на цивилизационной основе выделяется следующий ключевой ГПО - Византия. В данном случае его происхождение очевидно: Россия входила в византийский культурный круг; российскую цивилизацию можно также назвать и византийско-православной. Очевидно, что ГПО Византии играл немалую роль в формировании внешней политики России XVIII - начала XX вв., включая "Греческий проект" Екатерины II и планы захвата Константинополя в Первую мировую войну.
С ГПО Византии тесно связаны такие "сконструированные" ключевые ГПО России, как Скандовизантия (термин принадлежит академику Дмитрию Лихачеву) и, возможно, менее значимый Славотюркика (термин принадлежит Георгию Лебедеву). Здесь мы имеем дело с феноменом интенсивного международного политического и культурного взаимодействия в течение нескольких веков на территории современной России, что, несомненно, существенно повлияло на ее геополитическое самоопределение и развитие. Образ-архетип по отношению к этим ГПО - это, конечно, "мост", или "страна-мост". В то же время благодаря выделению этих ГПО можно достаточно четко зафиксировать главные векторы политико-культурного влияния, действовавшие на территории современной России.
Среди ключевых ГПО России также - Восточная Европа. Несомненно, само понятие и образ Восточной Европы неоднократно менялись, особенно на протяжении XX столетия, включая порой совершенно различные страны и страновые и региональные образы. Однако, несмотря на всю расплывчатость и изменчивость этого ГПО, он оказал и продолжает оказывать сильное влияние на формирование внешнеполитического имиджа России. Историческая память здесь используется напрямую, поскольку и Киевская Русь, и Московское государство XVI-XVII вв. достаточно ясно осознавали свое геополитическое положение в рамках Восточной Европы.
В состав ключевых ГПО России входит и Украина, хотя он в значительной степени пересекается с самим образом России (если рассматривать его как систему взаимосвязанных геоисторических, геокультурных и геополитических образов). Серьезное отличие от предыдущих ключевых ГПО состоит в том, что Украина, очевидно, является структурным ГПО и оказывает непосредственное влияние на весь механизм деятельности и функционирования ключевых ГПО России. Основания для подобной характеристики - в тесно переплетающихся политических историях и политических географиях России и Украины, зачастую составлявших фактически единое целое (от истории вхождения территории Украины в состав России до создания украинского государства в результате распада СССР). В конечном счете ГПО Украины во многом определяет соотношения различных ГПО России, их взаимную дислокацию и размещение в образном геополитическом пространстве.
ГПО КАК ПОЛИТИЧЕСКИЙ ИНСТРУМЕНТАРИЙ
Посмотрим в заключение, как выглядит использование некоторых ключевых ГПО во внешней политике современной России (1991-2001 гг.).
Остров Россия. Этот ГПО использовался в первый год президентства Владимира Путина очень интенсивно. Начался процесс постепенного отстранения от геополитических моделей, господствовавших во внешней политике России в 1990-х гг., и создания автономного геополитического пространства. Явные попытки расширить геополитическое пространство (или восстановить контуры старого) - визиты Путина на Кубу и в КНДР. Использование старых геополитических "запасов" сочетается здесь с геополитической поддержкой таких же "островов"-дублеров - Белоруссии и частично Украины. Началось культивирование и внешних, пока не очень заметных геополитических "анклавов" России - это Иран и пока в меньшей степени Ирак.
Россия-Евразия. Данный ключевой ГПО наиболее явно использовался в период премьерства Евгения Примакова, о чем хорошо свидетельствуют его визиты в КНР и Индию. Попытка сформировать евразийский "треугольник" была вполне очевидно направлена против США и НАТО. Однако в известной степени мы наблюдаем здесь лишь подобие образа Россия-Евразия, поскольку образ самой России не в состоянии заместить очень хорошо фундированные в цивилизационном отношении образы Индии и Китая. В данном случае речь может идти лишь о частичном использовании образа Россия-Евразия.
Гораздо эффективнее использовался этот образ в Центральной Азии, где Россия оказывала политическую, военную и экономическую помощь постсоветским государствам - Казахстану, Таджикистану, Кыргызстану и в меньшей степени Узбекистану. Очевидно, что образ Россия-Евразия использовался на дальних рубежах России, будучи своего рода геополитическим "фронтиром". Следует, однако, отметить, что все же в основе данного образа - образ России как европейской страны. Используя ГПО Россия-Евразия в своей внешней политике, современная Россия вынуждена постоянно оппонировать США; по сути, США являются внешней "упаковкой" этого образа. В зону влияния этого ГПО входят также Закавказье и даже часть самой России - Северный Кавказ. Фактически саму зону влияния образа Россия-Евразия можно отобразить и на обычной политической карте Евразии.
Россия-и-Европа. На протяжении 1990-х гг. происходило расставание с внешнеполитическими иллюзиями и эйфорией по поводу вхождения России в Европу. Претворение на практике идей создания единого европейского "дома" и Европы от Атлантики до Урала, озвучивавшихся Миттераном, Колем и Ельциным, теперь отнесено на отдаленное будущее. В метагеополитическом пространстве Россия постепенно отдалилась от Европы, однако сами образные расстояния стали более точными, выверенными и надежными во внешнеполитическом смысле. Учитывая фактор Чечни, Европа стала более "осторожной". В рамках проекта сотрудничества ЕС и России "Северное измерение" можно говорить к концу 1990-х гг. скорее об образе Россия-и-Северная Европа, который фактически является более точным и формирует ядро ГПО Россия-и-Европа в целом.
Конфликт в Косово в 1999 г. показал, что Россия внешнеполитически рассматривается как недо-Европа, или пара-Европа, причем этот взгляд доминирует, явно или неявно, с обеих сторон - и России, и Европы. В известном смысле СССР был в гораздо большей степени европейской страной, и в его внешней политике ГПО Россия-и-Европа действительно играл одну из ключевых ролей. Большинство "советских" внешнеполитических представлений о Европе на протяжении 1990-х гг. оказалось практически "заморожено". Современное репрезентирование ГПО Россия-и-Европа достаточно маргинально и связано в основном с "точечной акупунктурой" Совета Европы (права человека, свобода слова и СМИ) и деятельностью России в рамках ОБСЕ. В настоящее время сам образ претерпел вполне логичное "сжатие", которое верно отражает сложившуюся внешнеполитическую ситуацию.
