В списке лучших

"САМАЯ светлая голова среди здешних дипломатов" - так характеризовал Якова Захаровича Сурица, посла СССР в Германии в 30-е гг., его американский коллега Уильям Додд. Имя Сурица в наши дни почти полузабыто, но в 20-40-е гг. он относился к числу наиболее известных советских дипломатов европейского масштаба. На протяжении своей почти 30-летней дипломатической деятельности Суриц последовательно занимал посты советского полпреда в Дании, Афганистане, Норвегии, Германии, Франции и, наконец, посла в Бразилии. Среди его друзей были наши выдающиеся дипломаты Чичерин, Литвинов, Коллонтай, Майский.

На редкость интересно сложилась биография Сурица. Кто бы мог предположить, что сын состоятельного владельца ювелирного магазина в Даугавпилсе, молодой Яков Суриц (родился в 1882 г.), пойдет в революцию, а оттуда в сибирскую ссылку, эмигрирует в Германию, где прослушает курсы лекций по юриспруденции в знаменитом Гейдельбергском университете и овладеет блестяще немецким языком, а после возвращения в 1917 г. в Россию станет красным дипломатом.

Когда в 1918 г. правительство Ленина стало подыскивать кандидатуру полпреда в Данию, выбор пал на Сурица. Рекомендовал его Чичерин, с которым они были знакомы по эмиграции. Меньше года пробыл Суриц в Копенгагене, но многое успел сделать для облегчения судьбы бывших русских солдат, бежавших из германского плена в Данию.

А спустя полгода, когда Афганистан обратился к Советской России с предложением установить дружественные отношения, выбор вновь пал на Сурица. Москва тогда не могла должным образом обеспечить материальную сторону этой миссии, об этом Ленин прямо сказал Сурицу и добавил в шутку: "Я уверен, что вы, сын еврейского купца, найдете выход из положения". Полгода, с июня по декабрь 1919 г., Суриц с небольшой группой сотрудников своего полпредства добирался до Кабула через фронты Гражданской войны.

Полтора года пробыл он в Афганистане, но результаты его миссии были наглядными: он вручил правительству страны 880 тыс. руб. от имени мусульманской общины в Самарканде для оказания гуманитарной помощи, радиостанцию, которую обслуживали советские специалисты. Через Сурица прошла советская помощь Афганистану в виде нескольких самолетов, 5 тыс. винтовок, оборудования для телеграфной линии Кабул-Кушка, а самое главное, между двумя странами был подписан договор о дружественных отношениях. То, что Афганистан надолго стал добрым соседом Советского Союза, - несомненная заслуга и стоявшего у истоков этого дела Сурица.

Афганистан стал счастливой страницей и в личной жизни полпреда. Там он познакомился с молодой сотрудницей советской миссии Елизаветой Николаевной Карповой. Умная, интеллигентная женщина, она стала женой и верным другом Сурица до конца его жизни.

Его следующее назначение в Турцию уже непосредственно было связано с опытом предыдущей работы на Востоке. Одиннадцатилетнее пребывание в этой стране принесло Сурицу не только огромный авторитет и известность в турецких политических кругах, но и далеко за пределами страны. Тогда непререкаемым лидером Турции был Мустафа Кемаль (Ататюрк), который одной из главных задач ставил развитие дружественных связей с СССР. В этом плане Сурицу было значительно легче работать, хотя трудностей хватало: противодействие империалистических держав, их давление на Турцию, антисоветская клевета и т.д. Недруги СССР пытались, например, запугивать Турцию, стремясь поссорить ее с СССР якобы концентрацией советских войск на Кавказе с целью нажима на Турцию. Суриц со свойственной ему решительностью опроверг эти инсинуации. Уже спустя два года после приезда Сурица во многом благодаря его усилиям был подписал Договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и Турцией. Большое внимание уделял советский посол культурным связям. Именно при его активной поддержке в Турции в 20-30-е гг. побывали писатели Павленко, Никулин, Сейфуллина, поэт Павло Тычина, кинематографист Юткевич, всемирно известные ученые академики Бартольд и Марр. А в 1932 г. на турецких стадионах выступала сборная СССР по футболу. Как рассказывал один из ее участников прославленный Андрей Старостин, Суриц присутствовал на всех играх команды, для него был важен сам факт расширения культурных связей.

Для того времени необычайно высок был уровень политического диалога двух стран. Очень многое в этом направлении сделал непосредственно Суриц. В Турции побывали нарком Литвинов, его заместитель Карахан, а в октябре 1933 г. - правительственная делегация во главе с Ворошиловым, который вместе с Ататюрком принимал в Анкаре военный парад. Весной 1934 г. Суриц закончил свою миссию в Турции, вернувшись в Москву с орденом Ленина, что тогда было не такой уж частой наградой.

По прибытии в столицу Суриц с семьей (у него уже была дочь Лиза, ныне известный балетовед) поселился на Спиридоньевке в особняке НКИД (где сейчас находится Дом приемов МИД СССР) - тогда он служил своего рода гостиницей для приезжавших полпредов. Всего полгода пробыл он дома, но успел за это время "по максимуму" побывать в музеях, театрах, на выставках и концертах.

А дальше последовали его самые ответственные и сложные назначения - в Берлин и Париж. Первое было особенно тяжелым: в Германии только что к власти пришел фашистский режим. Трудно сказать, было ли правильным со стороны руководства НКИД это назначение: ведь Суриц - еврей по национальности - попал сразу в обстановку разгула фашистского террора, в том числе и массовых преследований в Германии евреев. И хотя он обладал дипломатическим иммунитетом, недоброжелательная атмосфера вокруг советского полпреда ощущалась особенно заметно. Само полпредство СССР в Берлине оказалось в полуизоляции, за его сотрудниками и всеми, кто приходил в его здание, велась полицейская слежка. Это распространялось и на иностранных дипломатов: чтобы не привлекать к себе особое внимание, даже посол США Додд оставлял машину за углом, а затем добирался до советского полпредства пешком. К тому же гитлеровская верхушка не собиралась улучшать отношения с СССР. Но, несмотря на это, Суриц старался искать пути для их нормализации.

В своих донесениях в Москву он подчеркивал, что фашистский строй "не является вечным и что существуют миллионы немцев, которые далеко не солидарны с политикой нынешнего правительства". Путь к смягчению ситуации полпред видел в активизации торгово-экономических связей, и в том, что они продолжались, была и его заслуга. Что же касалось политики Германии, то Суриц в ней не ошибался. Он информировал Москву, что "взятый Гитлером курс против нас остается неизменным... Гитлер и его окружение добровольно своего курса к нам не изменят". Тем самым он прямо предупреждал Кремль о бесполезности каких-либо иллюзий или попыток заигрывать с Гитлером, что потом полностью и подтвердилось всем ходом событий.

Как дипломат и интеллектуал, Суриц пользовался в берлинском дипкорпусе большим уважением. Особенно хорошие отношения у него сложились с Доддом - либералом по своим взглядам. "Он весьма приятный и умный человек, - писал в своем дневнике о Сурице американский посол. - Советский посол - безукоризненный джентльмен во всех отношениях: в манерах, в одежде, поведении". Доверительные отношения были у Сурица и с послом Франции Франсуа Понсе.

К весне 1937 г. ужесточившийся антисоветский курс фашистских главарей привел к почти полному замораживанию отношений с СССР. В те дни Литвинов советовал Сурицу "не принимать слишком близко к сердцу отказ немцев от посещения Ваших приемов и обедов и неприглашение Вас на их прием. Мы здесь относимся к этому совершенно равнодушно". И все же в этих условиях Москва решила перевести Сурица полпредом во Францию - другую ключевую страну Европы в те предгрозовые годы. Там, где пересекались острейшие проблемы Европы, и прошли три последующих года его деятельности.

Перед Сурицем стояла прежде всего задача информировать Москву о действиях правительства Франции, его курсе в отношении фашистской Германии и Советского Союза. Еще до Мюнхена он сумел правильно определить ход событий и дать им соответствующую оценку, четко охарактеризовать политическое лицо соглашателей и будущих могильщиков Франции в лице прежде всего Даладье. Он хорошо видел их политическое лицо. "Даладье слаб и нерешителен", - писал он в Москву, отмечая, что министр иностранных дел Боннэ искажал позицию СССР, скрыл советское предложение созвать в связи с событиями вокруг Чехословакии совещание генштабов Франции и СССР. Он показывал, что Франция и Англия в сущности выступили пособниками Германии в ее нажиме на Чехословакию и вмешательстве в дела республиканской Испании. Хотя логика, казалось бы, подсказывала правительству Франции, что в условиях надвигавшейся войны надо строить свою политику совместно с СССР, этого не происходило. "Главная причина, - резюмировал Суриц обрисовку политического курса Франции, - лежит, конечно, в передвижке политического маятника направо".

Завершение же чехословацкой трагедии в 1938 г. Суриц характеризовал как "теперешний Седан" Франции и далее справедливо подчеркивал, что тем самым "Франция подорвала свою связь с СССР". Четкий ответ дал Суриц на вопрос, почему же Франция не пошла на союз с СССР в целях противодействия гитлеровской агрессии. Он указывал, что правые круги, оказывавшие ощутимое воздействие на внешнюю политику Франции, "не столько боялись проиграть войну (Германии. - А.С.), сколько опасались поражения Гитлера и фашизма" и, конечно, поэтому стремились "избавиться от такого нежелательного союзника, как СССР".

После провала в 1939 г. в Москве переговоров с Англией и Францией и заключения пакта СССР с Германией обстановка вокруг посольства СССР в Париже заметно ухудшилась, а в правой печати развернулась оголтелая антисоветская компания. Крайнюю недоброжелательность как к Сурицу лично, так и в целом к посольству СССР демонстрировал Даладье, ставший министром иностранных дел. Правда, Москве в это время, видимо, было не до своего полпреда во Франции. В мае 1939 г. был снят со своего поста Литвинов, в НКИД шли чистка и аресты. Суриц уцелел, ему повезло, может, потому, что его в тот период просто "забыли" или просто на его посту в Париже должен был оставаться дипломат его масштаба. Но не забывали его официальные власти страны пребывания. Подходящий повод для нанесения удара им представился в начале марта 1940 г., когда Суриц направил на телеграф для передачи в Москву открытым текстом телеграмму на имя Сталина по поводу заключения мирного договора с Финляндией. Отдельные выражения в ней - "планы англо-французских поджигателей войны", "Советский Союз остается неприступной крепостью, о которую в будущем разобьются темные замыслы врагов" и т.п. - в МИД Франции расценили как некорректные в адрес правительства Франции и как вмешательство в ее внутренние дела.

Конечно, на наш взгляд, отправка такой телеграммы открытым текстом была явным промахом Сурица, и хотя телеграмма не была пропущена цензурой (уже шла война с Германией) в Москву, МИД Франции заявил, что Суриц более не считается персоной грата, и выразил пожелание о его отзыве. НКИД в ответ выразил своей протест, но все же, учитывая французскую позицию, отозвал Сурица. Впрочем, возможно, эта телеграмма в какой-то мере и спасла Сурица, учитывая, что в Москве продолжались гонения на дипломатов литвиновской школы.

Шесть лет после этого Суриц проработал в аппарате НКИД, а когда после войны наша страна стала налаживать отношения с далекой Латинской Америкой, его в 1946 г. назначают послом в далекую Бразилию. Эта страна сыграла на Американском континенте одну из ведущих ролей в борьбе против фашистских держав, и назначение Сурица - одного из опытнейших дипломатов Советского Союза - явно подчеркивало то значение, которое придавалось у нас этому южноамериканскому государству. Всего год пробыл Суриц в Рио-де-Жанейро, успел немало сделать для первоначального налаживания с ней отношений в самых различных областях. Так, откликнувшись на просьбу президента АН СССР С.И. Вавилова, оказал существенное содействие прибывшей в страну научной экспедиции астрономов и ботаников из Москвы и Ленинграда.

В мае 1947 г. Суриц выехал в командировку в Москву, с тем чтобы потом вернуться в Бразилию. Однако судьба распорядилась по-другому: в Москве он заболел, а в октябре дипломатические отношения между СССР и Бразилией были прерваны. Сурицу было уже 65 лет, карьера его завершилась, в начале 1948 г. он вышел в отставку. К тому же он оказался не в фаворе у тогдашнего руководства МИДа (его возглавлял Вышинский).

Наконец-то появилось свободное время. Яков Захарович старался использовать его в полной мере: много читал, особенно историческую литературу, она в его домашней библиотеке была представлена сотнями книг. Рискуя навлечь неудовольствие "верхов", часто встречался с опальным Литвиновым, а также с Коллонтай, Майским, деятелями литературы и искусства. Дома у него бывали артисты МХАТа - Ливанов, Москвин, Качалов, известный искусствовед и художник Игорь Грабарь. Кстати, сам Суриц ценил и глубоко разбирался в творчестве многих художников - отечественных и зарубежных. В его коллекции были картины Левитана, Кустодиева, Коровина, Матисса, Дега. Часто он встречался с Эренбургом. "Мне хочется передать, - писал Эренбург, - терзания старого, большого, душевно чистого человека, проработавшего всю свою жизнь для торжества идеи, в которую продолжал верить, и видящего то, чего он не мог принять", имея в виду тогдашнюю обстановку в стране.

К тому времени здоровье Сурица заметно пошатнулось. Сказались многие годы напряженной работы, возраст, болезни. 30 декабря 1951 г. его семья готовилась к встрече Нового года. Но утром следующего дня у Якова Захаровича произошел инсульт. 2 января 1952 г., не приходя в сознание, он скончался.

Имя Сурица навсегда осталось в списке первых и лучших дипломатов теперь уже бывшего Советского Союза, интересы которого он так твердо и принципиально отстаивал в течение всей своей долгой деятельности за рубежом.