Как готовилась ликвидация Рауля Валленберга

Мой отец, известный профессор-кардиолог Яков Гилярьевич Этингер, в 20-40-е годы был внештатным консультантом Лечебно-санитарного управления Кремля (Лечсанупра). Его регулярно привлекали для лечения известных деятелей того времени - Кирова, Орджоникидзе, Литвинова, Тухачевского и ряда других высокопоставленных лиц. Среди его пациентов были руководители Коминтерна - Пальмиро Тольятти, Иосип Тито, Вильгельм Пик, Василь Коларов, Георгий Димитров, Хосе Диас, многие видные представители компартии Польши. Значительная часть его пациентов погибла в конце 30-х годов в результате сталинских репрессий.

Я хорошо помню одного из больных, которого он лечил. Это был болгарский посол Дмитрий Михалчев, представлявший свою страну в Москве после войны.

В конце мая - начале июня 1947 года (точно не помню) отцу позвонил тогдашний начальник Лечсанупра Кремля А.А. Бусалов и сказал, что необходимо осмотреть одного больного иностранца, фамилию которого он не назвал. Он сообщил, что в консилиуме будут участвовать еще два крупных кардиолога - профессора В.Н. Виноградов и В.Е. Незлин, а также заведующая электрокардиографическим кабинетом Кремлевской больницы С.Е. Карпай.

В назначенный час Бусалов заехал за отцом, а затем и за Виноградовым. Как потом рассказывал отец, машина доставила их в загородный двухэтажный дом, окруженный высоким забором. Этот дом был уже знаком отцу. Летом 1945 года Бусалов сопровождал его, когда по его просьбе отец осмотрел находившуюся в доме больную пожилую женщину, страдавшую острой сердечной недостаточностью. По словам отца, эта дама была явно аристократического происхождения. У него сложилось тогда впечатление, что эта женщина либо принадлежала к роду Романовых, либо была близка к царской семье. Как говорил отец, очевидно, она была арестована в какой-то стране органами МГБ.

Когда отец вместе с Бусаловым и Виноградовым приехали в загородный дом, там уже находились Незлин и Карпай. В комнате, куда их привели, на кровати полулежал сравнительно молодой человек лет 33-35, находившийся, по словам отца, явно в подавленном, заторможенном состоянии. В комнате были также лечащий врач и еще один человек, назвавший себя переводчиком, но, очевидно, он был сотрудником МГБ.

Профессора попросили больного рассказать, как он себя чувствует, испытывает ли боли в области сердца. Он не знал русского языка, поэтому понадобилась помощь переводчика. Как рассказывал потом отец, хорошо владевший основными европейскими языками, переводчик обменивался с больным на языке, который, по его мнению, был либо шведским, либо голландским. Когда отец задал больному какой-то вопрос по-немецки, переводчик немедленно прервал его, заявив, что больной других языков не знает.

Лечащий врач показал сделанную за несколько дней до консилиума ЭКГ больного, на которой были очевидны некоторые патологические изменения. В доме был электрокардиологический кабинет, и доктор Карпай - крупнейший специалист в области электрокардиологии - сделала повторную ЭКГ, которая заметно отличалась в лучшую сторону по сравнению с предыдущей.

Профессора, внимательно осмотрев больного, единодушно пришли к выводу, что у иностранца нет никаких изменений в области сердца, хотя и существует некоторая вялость сердечной мышцы. По просьбе Бусалова они составили подробное медицинское заключение, подписали его, и машины развезли их по домам. Возвратившись, отец сказал нам с матерью, что они были у какого-то довольно странного пациента, иностранца, который не произвел на них впечатления больного человека. Больше отца к этому человеку не приглашали...

С тех пор прошло много лет. Слушая в 60-80-е годы западные радиостанции, я впервые узнал о Рауле Валленберге, спасшем в годы Второй мировой войны десятки тысяч венгерских евреев, но вскоре арестованном советскими военными властями в Будапеште и, очевидно, погибшем в застенках МГБ. Советская печать об этом, разумеется, ничего не сообщала. Как известно, шведское правительство все послевоенные годы пыталось выяснить судьбу Рауля Валленберга. В 1957 году шведских представителей ознакомили с якобы документальным свидетельством о его пребывании в советской тюрьме. Речь шла о рапорте начальника санчасти внутренней тюрьмы МГБ подполковника Смольцова на имя тогдашнего министра госбезопасности генерал-полковника Абакумова, где говорилось, что "заключенный Валленберг, хорошо известный" умер ночью 17 июля 1947 года от сердечного приступа, от инфаркта. Этот "рапорт" призван был отвести любые подозрения в том, что Валленберг был убит. Как явствует из недавно опубликованного заключения старшего военного прокурора отдела реабилитации иностранных граждан Главной военной прокуратуры, полковника юстиции Н.И. Степагло, заместитель министра иностранных дел СССР Вышинский в докладной записке на имя министра иностранных дел СССР Молотова от 14 мая 1947 года, указав на большую озабоченность шведской стороны судьбой Рауля Валленберга, предложил: "Поскольку дело Валленберга до настоящего времени продолжает оставаться без движения, я прошу вас обязать т. Абакумова представить справку по существу дела и предложения о его ликвидации". Молотов по согласованию со Сталиным принял решение поручить Абакумову отдать приказ расстрелять Валленберга, но одновременно было решено дело представить таким образом, что он якобы умер от инфаркта, который, как известно, может случиться в любом возрасте. Вот для чего спустя некоторое время и понадобился консилиум профессоров. Инициаторы убийства Валленберга рассчитывали, что его осмотр известными специалистами, быть может, даст какое-то свидетельство о сердечном заболевании шведского дипломата и тогда к заранее задуманному рапорту Смольцова будет подшито и заключение профессоров. Но ссылаться на него в 1957 году не стали, так как оно ничего "нужного" советским властям не содержало, и шведским представителям сообщили только о рапорте Смольцова, который был ложью от первого до последнего слова. Что же касается первой ЭКГ, то где гарантия, что это была его электрокардиограмма? А его вялое состояние во время консилиума, возможно, было вызвано тем, что за несколько дней до консилиума ему могли давать какие-то препараты, которые ослабляли сердечную деятельность. Но "провести" опытных кардиологов не удалось, и они дали указанное выше медицинское заключение. Таким образом, "подготовка" смерти Рауля Валленберга якобы из-за сердечного приступа началась заранее - после записки Вышинского. Что же до самого медицинского заключения, то оно, по-видимому, наряду с другими материалами по делу Рауля Валленберга было уничтожено. А о том, что было именно так, заявил недавно председатель Комиссии при президенте РФ по реабилитации жертв политических репрессий А.Н. Яковлев, подчеркнувший, что в свое время тогдашний председатель КГБ В.А. Крючков прямо сказал ему, что Валленберг был расстрелян, а все документы (кроме рапорта Смольцова) не сохранились.

В 1950 году профессор Я.Г. Этингер был арестован по личному приказу Сталина в связи с задуманным "делом врачей". 2 марта 1951 года после пыток и издевательств он погиб в Лефортовской тюрьме. Были также арестованы моя мать - Р.К. Викторова, тоже врач - и я, тогда студент-экстерн исторического факультета МГУ. Спустя некоторое время были арестованы и все остальные участники консилиума, а также Бусалов. И вот весной 1952 года, когда я находился в Лефортовской тюрьме, следователь во время очередного допроса вдруг спросил меня, известно ли мне, что профессор Этингер и другие профессора осматривали в 1947 году одного "иностранного друга нашей страны" и написали, что он здоров, хотя на самом деле он страдал сердечным заболеванием и вскоре умер? Я моментально вспомнил рассказ отца об этом консилиуме и сказал, что мне ничего об этом не известно. "Эти врачи-убийцы обрекли на смерть верного друга Советского Союза", - повторил следователь и больше к этому вопросу не возвращался.

Думается, не исключено, что если бы процесс над врачами состоялся, то в числе прочих обвинений было бы и обвинение в том, что они сознательно поставили неправильный диагноз Валленбергу, что и "погубило его". И вся вина за его смерть была бы "снята" с советского руководства. Таким образом, возможно, что гибель шведского дипломата хотели связать с "делом врачей", которое было прекращено через месяц после смерти Сталина.