На приеме у Сталина

Шел апрель 1943 г. Впереди еще были битва на Курской дуге, долгих два года войны, Берлинское сражение. Но в воздухе уже веяло нашей победой. Ее приближение ощущалось и во внешней политике. Одна за другой зарубежные страны налаживали дипломатические отношения с СССР. Среди них были Куба и Мексика, сделавшие первые шаги в этом направлении еще в октябре-ноябре 1942 г. Весной 1943 г. их посланники прибыли сначала в Куйбышев, а затем в Москву. Президентам этих двух стран - кубинскому Фульхенсио Батисте (да, именно тому, который в канун 1959 г. сбежал от повстанцев Кастро из Гаваны) и мексиканскому Авила Камачо - очень хотелось, чтобы их представителей принял непосредственно Сталин. Нужно им это было как для престижа своих стран, так и для укрепления собственного авторитета. Зная огромную загрузку советского лидера в военное время, оба президента избрали единственно возможный для этого путь, вручив своим послам персональные послания для передачи Сталину. Этикет в таких случаях предусматривал личный прием дипломатов. 20 апреля 1943 г., поздно вечером, в Кремле, Сталин принимал посланника Луиса Кинтанилью - одного из виднейших мексиканских дипломатов. Содержание их беседы, продолжавшейся около часа, интересно прежде всего в свете тогдашних внешнеполитических интересов вождя, его планов и соображений.

Поблагодарив за послание президента Камачо, Сталин сразу перешел к делу, естественно, прежде всего поинтересовался положением в самой Мексике и затем спросил: продолжают ли топить немецкие субмарины мексиканские суда? Подтвердив этот факт и заметив, что в ответ на это Мексика объявила войну Германии, посланник особо подчеркнул, что мексиканский народ испытывает большие симпатии к Советскому Союзу, а президент Камачо является искренним другом вашей страны. Затем Сталин задал вопрос о ситуации в Аргентине. Спросил не случайно, так как в этой стране у власти тогда находился профашистский режим, вовсю сотрудничавший с гитлеровской Германией. Почему-то заинтересовали хозяина Кремля и положение индейцев Южной Америки, их культура, род занятий.

В дальнейшем разговор перекинулся на планы развития взаимовыгодного сотрудничества СССР и Мексики. Отвечая Кинтанилье, который сказал, что Мексика могла бы предложить СССР свои тропические фрукты, а хотела бы закупать сельскохозяйственные машины, Сталин ответил: "Это нам нетрудно сделать, так как мы имеем крупные заводы сельскохозяйственного машиностроения. Со своей стороны, мы готовы покупать у Мексики тропические фрукты и хотели бы сделать это сейчас! Эти фрукты нам нужны". Когда Кинтанилья ответил, что у Мексики нет сейчас пароходов для таких перевозок, Сталин пообещал переговорить с советскими внешнеторговыми органами о выделении судов.

По всей видимости, собеседник произвел благоприятное впечатление на Сталина, и он сказал Кинтанилье, что если в будущем тот пожелает его увидеть, то может об этом сказать Молотову.

Новая встреча оказалась уже более обстоятельной. В декабре 1944 г. Кинтанилья в связи с отъездом на родину обратился с письмом к заместителю наркома иностранных дел Лозовскому, курировавшему Латинскую Америку, с просьбой получить прощальную аудиенцию у Сталина. Лозовский, отправляя эту просьбу Сталину, добавил, что Кинтанилья очень огорчен своим отзывом и "хочет, очевидно, своим визитом к Вам подчеркнуть, что он был и остается другом Советского Союза". Помня о своем обещании, Сталин принял посла (к тому времени Кинтанилья получил этот ранг) 6 января 1945 г. Беседа их на этот раз носила более развернутый характер. На ней присутствовал также Молотов. Переводил встречу (на английский), как и первую, известный кремлевский переводчик Павлов.

После обычных вступительных любезностей Сталин решил, наверное, выяснить причины недолгого присутствия Кинтанильи в СССР (чуть более полутора лет), сказав, что "Кинтанилья уезжает, видимо, потому, что ему надоело здесь". Посол ответил, что уезжает не по своему желанию, а по вызову своего правительства.

Далее разговор пошел не только о Мексике. Сталин вновь проявил интерес к Аргентине. Здесь отметим, что такое внимание к этой стране проявлялось не только со стороны Кремля. Прогерманская позиция Аргентины весьма беспокоила тогда правящие круги и США, и многих стран Латинской Америки. Кинтанилья дал достаточно обстоятельный ответ, подчеркнув, что в Аргентине "господствует клика военных авантюристов и крупных помещиков... Они опасны потому, что используют национальные чувства". Видимо, этот тезис заинтересовал Сталина, и он спросил: "В чем выражается патриотизм в Аргентине? Выражается ли он в стремлении освободиться от влияния Соединенных Штатов?"

"Когда сейчас Госдепартамент, - ответил посол, - говорит твердым языком с аргентинским правительством, призывая занять его определенные позиции, то правительство Аргентины выступает в роли защитника Латинской Америки, обвиняя США во вмешательстве во внутренние дела".

Выяснял Сталин и такие вопросы: поддерживает ли Мексика дипломатические отношения с Аргентиной, каковы связи Аргентины с Германией и Японией. Спросил он и о позиции Чили. Когда Кинтанилья добавил, что аргентинское правительство отказывается предпринимать какие-либо шаги против фашистских элементов, но продолжает преследовать левых и коммунистов, Сталин заявил, что Аргентина "ведет игру, которую она проиграет. Но надо сделать так, чтобы она ее проиграла". Далее он отметил, что "в аргентинском правительстве сидят жулики, которые не являются никакими патриотами, они просто играют на струнах латинского патриотизма. Нужно, чтобы какие-либо другие страны в Латинской Америке взяли знамя латинского патриотизма".

Кинтанилья сообщил, что в феврале 1945 г. в Мехико состоится совещание министров иностранных дел латиноамериканских республик с участием США, где будет рассмотрен вопрос и об Аргентине. Причем Мексика предложила Аргентину не приглашать на конференцию, пока та не определит свою позицию.

В заключительной части беседы обсуждение вернулось к ближайшему будущему советско-мексиканских отношений. Сталин выразил мнение, что между обеими странами будет дружба, что им особенно надо наладить прямые связи и торговлю.

Кинтанилья сообщил, что Мексика может экспортировать помимо фруктов также большое количество нефти, которой у нее накопились большие запасы, добавив, что это объясняется национализацией нефтяной промышленности предыдущим президентом Карденасом. "Мексика, - ответил Сталин, - сделала очень мудрый шаг, национализировав нефтяные источники", и далее выразил мнение, что "хорошо бы также национализировать рудники". Посол ответил, что такие планы у Мексики есть.

В заключение беседы Кинтанилья попросил у Сталина его портрет с автографом, подчеркнув, что таковой будет "самым ценным подарком у него дома".

Сталин ответил согласием, и на этом полуторачасовая встреча закончилась. На следующий день Павлов посетил посольство Мексики и вручил Кинтанилье большую фотографию Сталина с подписью: "Господину Л.Кинтанилья. На добрую память. И.Сталин. 6 января 1945 г.".

Автор этих строк несколько лет назад, посетив в Мехико дом Кинтанильи, видел эту фотографию, стоящую на письменном столе в кабинете бывшего посла в СССР (Кинтанилья скончался в 1980 г.).

В одном из своих интервью в 1946 г. Кинтанилья говорил: "Я никогда не забуду эти встречи. Сталин произвел на меня впечатление как один из действительно великих людей". И далее, сравнивая трех руководителей антигитлеровских держав, Кинтанилья сказал следующее: "Рузвельт был самым выдающимся, Черчилль - самым впечатляющим, а Сталин - самым убедительным".

28 мая 1943 г. в том же Кремле Сталин принял посланника Кубы Аурелио Кончесо. О том значении, которое эта карибская страна придала своим отношениям с СССР, говорит хотя бы тот факт, что Кончесо прибыл в Москву, оставаясь, как и был, министром иностранных дел Кубы. Возникает вопрос: почему Сталин, несмотря на свою огромную занятость, нашел время принять представителя этой небольшой страны? Тем более что у Кончесо не было личного послания непосредственно самого Батисты. Дело, как нам думается, было в том, что Куба первая в Латинской Америке в годы войны вступила на путь нормализации отношений с СССР в октябре 1942 г., сделав это в тот момент, когда исход Отечественной войны и Сталинградской битвы были еще неясны. Не исключено, что этим приемом Сталин хотел отдать должное поступку кубинской стороны. Наличествовал здесь и другой немаловажный элемент: мощное движение солидарности на Кубе с Советским Союзом сочеталось с наличием двух коммунистов в правительстве Батисты (который, кстати говоря, тогда - в период своего первого президентства - не был таким "плохим", как в последние годы перед своим падением).

В отличие от мексиканского дипломата Кончесо вручил Сталину свое собственное письмо, в котором он, по поручению Батисты, передал советскому руководителю президентские приветствия и наилучшие пожелания.

"Мой президент, - говорилось в письме Кончесо,- желает выразить вам свое убеждение в том, что дипломатические отношения послужат для еще большего сближения и дружбы между нашими народами".

После того как Сталин ознакомился с текстом письма, возник чисто дипломатический вопрос: удобно ли ответ передавать через посланника, поскольку прямого письма от Батисты не было? Сталин дал понять, что соответствующий вариант ответа будет найден. Затем он спросил Кончесо, является ли Куба независимой страной и не зависит ли она от США. Вопрос с "подковыркой", но можно также полагать, что он звучал естественно даже в устах руководителя Советского Союза, где бытовало широкое мнение о Кубе, как о почти колонии США. Спросил он и о том, имеются ли американские войска на Кубе, какова численность населения Кубы, ее армии, что экспортирует Куба.

Недолгой была эта беседа, но советская сторона этим шагом отдала должное Кубе за ее смелый шаг в деле нормализации отношений с СССР.

Найдена была и соответствующая форма для ответа Батисте. 1 июня 1943 г. Молотов по поручению Сталина передал Батисте через Кончесо (он ждал ответа в Москве) благодарность Сталина за высказанные кубинским президентом дружеские чувства в адрес Советского Союза и, в свою очередь, передал ему лично и народу Кубы свои приветствия.

Вернувшись на Кубу, Кончесо в интервью журналу "Боэмия", отвечая на вопрос, какое впечатление на него произвел Сталин, ответил: "Лидера с сильным и энергичным характером. Ровный, спокойный, со сдержанной жестикуляцией. Что-то вроде патриархального лидера".