Коноводы раскола

Существует немало тем в отечественной истории, в изучении которых учеными затронута лишь верхушка айсберга, именуемого историческим явлением. К числу таких тем относится роль старообрядчества - этого громадного пласта коренной народной жизни - в истории промышленности, трудовых взаимоотношений между хозяевами фабрик и рабочими. Деятельность старообрядческих общин во многом влияла на характер развития социальных, трудовых отношений в стране, во всяком случае, в важнейших промышленных районах, успешно решая на первых порах вопросы регулирования социальных конфликтов в условиях перехода от крепостных отношений к формам вольнонаемного труда. Возможно, в том, что в России в XIX веке не разразилась новая "пугачевщина", не вспыхнула новая революционная народная война, заслуга принадлежит и тому типу взаимоотношений между хозяином и работником, который длительное время преобладал в отраслях кустарной и фабричной промышленности, во многом обязанных своим развитием старообрядческим общинам, капиталу предпринимателей-старообрядцев.

Среди известных торгово-промышленных родов России династия фабрикантов Морозовых выделяется одновременно и необычностью судеб отдельных его представителей, и характерностью своего эволюционного пути. Этот путь развития отчетливо проявился и в характере взаимоотношений фабрикантов Морозовых со своими работниками. Эволюция этих взаимоотношений не всегда укладывается в привычные рамки сложившихся представлений. Почти не исследована роль религиозно-мировоззренческого фактора, длительное время имевшего важнейшее значение во взаимоотношениях хозяина с работниками на фабриках Морозовых и других фабрикантов-старообрядцев.

К середине XIX века Морозовы были не только виднейшими фабрикантами. Их семья была оплотом старообрядческого движения. Опорой их промышленной и тесно связанной с ней религиозной деятельности были старинные центры раскола: Орехово и Зуево во Владимирской губернии, Богородский уезд (особенно Гуслицкая волость) в Московской губернии и, наконец, сама Москва с ее главными центрами поповщинской и беспоповщинской церкви - Рогожским и Преображенским кладбищами. В Москве и Московской губернии в 1843 г. насчитывалось 186 тыс. старообрядцев, а по всей России - от 8 до 10 млн., то есть до 1/5 всего православного населения. Этот неиссякаемый ресурс рабочей силы с успехом использовали Морозовы, которых среди крупнейших московских миллионеров, принадлежавших к расколу, называли в числе первых.

Основатель династии Савва Васильевич Морозов, издавна связанный с рогожской общиной, вступил в нее после выкупа на волю в 1820 г. С нею были связаны и трое младших сыновей: Абрам, Иван и Тимофей. Двое первых играли важную роль в беспоповской общине, третий - в рогожской поповской.

Насколько охвачены религиозным рвением были первые Морозовы, свидетельствует судьба старшего сына Саввы - Елисея, "коновода раскольничьего", сначала "беглопоповца", потом "лютого федосеевца". В 1860-х гг. Елисей, сделавшись "поморцем", пропагандировал свою "Елисову веру" между старообрядцами.

Первые Морозовы широко использовали свое влияние в качестве богатых "радетелей" и "попечителей" общин, религиозную сплоченность, характерную для жизни старообрядцев тех лет. Использование возможностей старообрядческих общин с самого начала деятельности Морозовых сыграло важную роль в первоначальном накоплении семейного капитала. "Расчетливые, бережливые и осторожные в делах своих старообрядцы, - отмечал знаток раскола Мельников-Печерский, - постепенно накапливали миллионы и, что гораздо важнее, умели сохранять их нерастраченными в своих родах".

В условиях роста гонений на староверов со стороны правительства Николая I их общины превращались фактически в сильные и разветвленные массовые организации полулегального характера. Члены общин сильнее чувствовали свою сплоченность, и это развивало в них доверие, более напоминающее первые века христианства. Это доверие, взаимопомощь распространялись и на совместное ведение торгово-промышленных дел. Они во всем помогали друг другу, дела вели сообща. У старообрядцев существовала широкая и разветвленная сеть в области закупки, сбыта и транспортировки товаров и изделий в различных отраслях: хлебной и рыбной торговле, торговле скотом, в текстильном производстве и сбыте, торговле на постоялых дворах и в трактирах, которую контролировали заправилы старообрядческих общин. Они могли распоряжаться крупными денежными средствами из "общественных фондов". К их услугам была разветвленная сеть торговых агентов, посредников-старообрядцев, лиц для перевозки и охраны товаров почти на всех российских ярмарках и торжках, где цены на изделия диктовались сообразно расчетам рогожских тузов, по их воле. По сути дела, это было грандиозное религиозно-коммерческое предприятие.

Морозовы также сумели широко воспользоваться всеми возможностями богатой и массовой организации, каковой была в ту пору старообрядческая община. Но главным источником предпринимательского успеха Морозовых было широкое использование ими влияния старообрядчества на громадную массу крестьян и кустарей в районах, где они организовывали свои промыслы и фабрики. Большинство морозовских домашних рабочих принадлежали к старообрядческим общинам, в которые они вступали целыми семьями, ибо только на этих условиях Морозовы предоставляли крестьянам-кустарям денежный аванс и сырье через своих агентов-мастерков. Вступление в общину было выгодно крестьянам и потому, что перед ними открывалась возможность быстрого выхода из крепостного состояния и избавления от рекрутчины, причем мирным путем, с помощью выкупных ссуд и покупки рекрутских квитанций. А фабриканты избегали случайностей, возможных в случае аренды крестьян у помещиков, но главное - возникало сотрудничество между хозяином и работником, построенное на духовном согласии, на религиозном авторитете первого и послушании последнего.

Религиозное влияние Морозовых на работников осуществлялось через многочисленные молельни и молельные дома. Морозовы имели четыре старообрядческие молельни в Москве, одну в Орехове-Зуеве. Особенно рьяно занимался "размножением молелен" и пропагандированием своей "Елисовой веры" Елисей Морозов. Из его молелен были особенно известны Зуевская, во Владимирской губернии, на ситцевых его фабриках, и домашняя, московская, у церкви Ильи Пророка, на Земляном Валу, в собственном доме. В 1830-1850-е гг. Елисей Морозов был главным попечителем и хранителем капиталов одной из самых многолюдных молелен в Москве - Покровской, объединявшей старообрядцев-беспоповцев "поморского" толка. Влиятельное положение занимали Морозовы и в богатой молелен купцов Рахмановых, стоявших в те годы во главе Рогожского согласия. Особенно выгодно было положение таких молелен в глухих местностях, где они становились центрами, притягивавшими окрестное население. В числе прихожан на первом месте стояли в молельнях фабрикантов их рабочие и "соседи". При каждой фабрике устраивалась хозяином часовня. Воздействие на работников усиливалось тем, что, например, в Орехово-Зуевской молельне богослужение совершалось самим хозяином. В 1854 г. на мануфактуре Елисея Морозова в Никольском в самом здании было 150 рабочих, а вне его до 3 тыс. домашних ткачей, которые поголовно входили в секту старообрядцев-беспоповцев.

Наставления раскольничьих проповедников своей пастве сводились отнюдь не к одним только нравственным принципам и религиозным устоям. Истинная пропаганда раскола, по словам Мельникова-Печерского, происходила "не в часовнях и кельях Рогожского и Преображенского кладбищ, а на фабриках, заводах, в лавках и магазинах... Проповедь раскола действовала не на сердце, не на ум адептов, а на их карман... Речь шла о жалованье, о заработной плате, о ссудах, о прощении долгов, о выкупе из крепостной зависимости, о покупке рекрутских квитанций".

К концу крепостного периода на предприятиях Морозовых складывается особая система взаимоотношений хозяина и работника, покоившаяся как на религиозной солидарности и принадлежности к единой организации перед лицом гонений со стороны властей, так и на общих житейских, материальных интересах, общей трудовой этике, преданности делу. Хозяин строил свои отношения с рабочими на основе личного авторитета, выступая в роли своего рода "отца-благодетеля". Такую систему взаимоотношений называют патриархально-патерналистской, и в ней преобладает эмоциональный элемент. Не только сами Морозовы, но и их рабочие в течение многих лет смотрели на их деятельность как на особую божественную миссию попечительства над ними. Первые Морозовы стремились поддерживать такого рода отношения. Многие из них отличались крайней набожностью. Кроме Елисея Морозова, умершего в 1867 г., не меньшей набожностью отличались и его братья: Абрам Саввич, "раскольник поморской секты", беспоповец Захарий Саввич и самый известный из Морозовых "раскольник беглопоповской секты" Тимофей Саввич.

Атмосферу религиозного благочестия и согласия на своих предприятиях Морозовым удавалось поддерживать многие годы. И в 1860-х, и в 1870-х гг. отправление религиозных служб и обрядов на их фабриках было распространено очень широко. На фабриках Викулы Морозова перед началом работы все рабочие во главе со старшим мастером становились на колени и начинали молитву. Сам хозяин нередко накладывал строгий пост на провинившихся, предписывая им класть земные поклоны во время обеденного перерыва и после рабочего дня. На фабриках Тимофея Морозова активно проповедовали многочисленные подвижники-старообрядцы под началом архиерея Рогожского кладбища старца Антония. На Никольской фабрике широко применялся и хозяйский "патронаж" для самых ревностных в вере семей. Особенно часто его практиковала жена Тимофея Морозова - Мария Федоровна. Широко использовались и религиозные чтения старообрядческой литературы в читальнях фабричных библиотек в субботние вечера, создавались старообрядческие школы, училища для детей рабочих.

Однако к началу 1880-х гг. прежние "семейные" отношения между Морозовыми и их рабочими, покоившиеся на религиозной общности и традиции, все более исчерпывают себя. Они разрушались как сверху, так и снизу. Новое поколение фабрикантов - "коноводов раскола" жило уже другой жизнью. Оно было обособлено от основной массы старообрядцев, трудившихся на их предприятиях. Разрушение прежнего чувства единства активно шло и в самой толще раскольничьей массы под влиянием тяжелых условий труда на фабриках, нового образа жизни в фабричных городках и поселках, под воздействием жизненных невзгод, разочарований в истинности веры своих хозяев и их преданности общей пользе общины. Рабочие не могли не видеть, что у многих хозяев стяжательство перевешивало верность прежним заветам общины. Новые настроения особенно сильно распространялись в среде молодого поколения, выросшего на фабриках. На Никольской фабрике среди фабричной молодежи была популярна в эти годы сатирическая песня о стяжательстве Морозовых и лицемерии раскольничьего духовенства. Исследователи отмечают, что по сравнению с 1860-ми гг. к середине 1880-х гг. в настроении никольских рабочих наблюдались "разительные перемены". Разрушению чувства солидарности способствовало и ослабление к началу 1880-х гг. гонений против старообрядцев. В 1883 г. вышел закон, вернувший им гражданские права и возможность совершения религиозных обрядов. С кризисом старой, патерналистской, системы взаимоотношений между хозяином и работником совпал и экономический кризис начала 1880-х гг., усиливший эксплуатацию рабочих на фабриках, обостривший чувство отчуждения между ними.

После широкого выступления рабочих на Никольской мануфактуре Тимофея Саввича Морозова в 1885 г., известного как Морозовская стачка, сын его - Савва Тимофеевич попытался преодолеть кризис во взаимоотношениях с рабочими, но в отличие от отца он уже не полагался на старообрядческие традиции и перешел к отношениям взаимной гражданской ответственности со своими рабочими. Он начал с улучшения условий труда рабочих, их жилищно-бытовых и культурных условий. Но главной его мыслью, которую он долго вынашивал, было соучастие рабочих в прибылях предприятия. Во время волнений на фабрике в феврале 1905 г. он впрямую собирался поставить вопрос о привлечении рабочих в число пайщиков предприятия, о чем объявил в отпечатанном обращении к рабочим. Однако его действия вызвали негодование его матери и других близких к ней членов правления. Савва Тимофеевич Морозов был фактически отстранен от должности директора-распорядителя Никольской мануфактуры, что сильно повлияло на его душевное состояние. Дальнейшая судьба его известна.

Так была прервана одна из первых немногих попыток преодоления глубокого кризиса во взаимоотношениях хозяев и рабочих, нараставшего уже несколько десятилетий. Этот кризис имел тяжелые последствия, способствуя образованию глубокого вакуума, разрастанию пропасти в отношениях между рабочими и фабрикантами, которая под влиянием политических и социальных условий все углублялась. Отдельные попытки наиболее дальновидных предпринимателей вроде Саввы Морозова заполнить этот вакуум, заменить прежние узы религиозной солидарности отношениями гражданской ответственности не были реализованы или имели индивидуальный характер и не могли привести к возникновению новых дееспособных отношений между хозяевами и работниками, ведущих не к расколу, а к взаимодействию и сотрудничеству между ними.