Александр Фоменко CТОЛЬ привычное поколениям советских людей противопоставление экономической левизны и правизны - социализма и капитализма - потеряло за последние годы какой бы то ни было смысл. Невооруженным глазом видно, что либеральный капитализм и марксистский социализм - настоящие близнецы-братья (не совсем ясно только, как говаривал советский классик, кто более матери-истории ценен).
Не только краткосрочные кредиты, но и долгосрочные вложения в "Русскую революцию" всего мирового капитала оказались для частных и корпоративных инвесторов весьма и весьма прибыльными. Большевики, конечно, не признавали царских долгов, но зато всегда вовремя (и с процентами) расплачивались со своими собственными капиталистическими заимодавцами и поставщиками оборудования для ДнепроГЭСа, Магнитки, АвтоВАЗа┘
Советские долговые обязательства не случайно считались на протяжении десятилетий (еще и на нашей памяти) самыми устойчивыми и надежными ценными бумагами. Безвременная кончина такого дисциплинированного должника, как СССР, никак не входила в планы его кредиторов, и потому они облегченно вздохнули, когда Ельцин, ничтоже сумняшеся, взвалил советское долговое ярмо на плечи новоиспеченной РФ.
Хотя ему бы легко простили, скажем, отказ от выплаты старых советских долгов - лишь бы он побыстрее набрал новых и исправно бы их "обслуживал": платил по ним проценты. Ведь всеобщая задолженность - основа и смысл современного мирового экономического порядка, в котором заимодавцы (кредиторы) управляют миром должников. Настоящей целью кредитования отдельных национальных экономик является именно регулярное получение процентов (так называемое обслуживание долга) и определенная степень контроля над деятельностью должника, а вовсе не возврат заимствованных средств. (Стоило, например, румынскому диктатору Николае Чаушеску решиться на освобождение страны от долгового бремени и в течение нескольких лет рассчитаться со всеми кредиторами - так и года не прошло, как там грянула "народная революция", покончившая с неосторожным карпатским мечтателем.)
Когда наши доморощенные "либералы" с серьезным видом обсуждают параметры макроэкономической политики страны, чья промышленность загружена сегодня лишь на 50%, то обычные граждане - как производители, так и потребители товаров - заранее готовятся к худшему. Последние десять лет прошли не совсем даром: на собственном опыте мы теперь знаем, что либерализм, прославляя вожделенную ценность экономической свободы, постоянно ее дискредитирует. Свободный лис в свободном курятнике - вот, похоже, та идеальная модель, которая предлагалась нам поклонниками рейганизма и тэтчеризма, с трудом изъяснявшимися на смеси английского с нижегородским.
Многочисленные западные экономические гуру, пугающие себя и нас рассказами об ужасах российской мафии и олигархии, тоже как-то забывают сообщить публике, что современный - весьма жестко структурированный - финансовый капитализм имеет мало общего с тем свободным предпринимательством, о котором мечтали наши предприимчивые сограждане, зажатые в социалистические тиски. Что и в "правильной" западной экономике обогащение теперь является не столько плодом личных или коллективных производительных усилий, сколько результатом разного рода финансовых манипуляций. Что в принятии экономических решений самые что ни на есть мощные промышленные или нефтяные транснациональные корпорации напрямую зависят от кредитных монополий, но никак не наоборот.
Именно сообщения о тех или иных решениях федерального Резерва США, а также Всемирного и Европейского банков, МВФ (и далее - вплоть до рейтинговых агентств) оказывают решающее влияние как на инвестиционный климат, так и на соотношение курсов национальных валют. Ибо после 1973 года (то есть после отказа от Бреттон-Вудских соглашений 1945 года), в эпоху "плавающих курсов" соответствующий Пиар (экономический Агитпроп), и только он, становится тем орудием, с помощью которого кредитные монополисты обеспечивают стабильность ныне существующего финансового миропорядка.
Читая Wall Street Journal или Financial Times, не стоит забывать о том, что "виртуальная экономика" - движение электронных денег на банковских счетах - часто вообще не имеет какого бы то ни было отношения к реальной экономике, к физическому производству товаров. Уже в 1995 году объем ежедневных сделок на мировых финансовых рынках превысил совокупный объем всех резервов всех центральных банков планеты. И, например, явно завышенная в последние годы биржевая капитализация так называемых высокотехнологичных компаний (вроде "Майкрософт") есть следствие соответствующих пиаровских акций, выражаясь постсоветским новоязом, а не хозяйственной деятельности этих компаний.
Сам факт того, что, вследствие "либеральной революции" начала 1990-х годов, множество предприятий в России оказались финансово нерентабельными - вне всякой зависимости от жизненной необходимости (или отсутствия таковой) производившихся на них изделий - мог бы навести на мысль об очевидном противоречии виртуальной экономики и реальной. Как и о невозможности использования чисто финансовых показателей для оценки нашего народного хозяйства.
Нас между тем годами пичкали различными проектами, имеющими целью стабилизацию рубля - вместо того, чтобы попытаться вновь (уже не на социалистической основе) "завести" собственное производство и обеспечить возможность потребления произведенных товаров. Хотя инфляция как таковая (в случае, если ее объемы вполне предсказуемы) вовсе не мешает исправной работе промышленности и экономическому росту. Та же Турция с ее десятками процентов ежегодной инфляции постоянно показывала нам пример достаточно устойчивого экономического роста. Работе промышленности мешают прежде всего инфляционные скачки - как вверх, так и вниз.
Все помнят, как в 1995 году Чубайс с Лифшицем решили вдруг "замочить доллар" (так Лившиц называл борьбу с "долларизацией экономики"), а также "остановить инфляцию". И уменьшили эту инфляцию - сразу в несколько раз, о чем не замедлили бодро так отрапортовать. В результате вначале пострадали промышленные предприятия, бравшие кредиты в дешевых рублях в расчете на высокую инфляцию, - промышленность окончательно встала. Затем рухнули небольшие банки, кредитовавшие реальный сектор (и не имевшие нужных отношений с государством для получения экстренной помощи), которым предприятия не вернули внезапно вздорожавшие кредиты. А рубль так и не стал национальной валютой в полном смысле слова, то есть единственным законным платежным средством для нашей экономики. Ибо хозяйствующие субъекты продолжают мыслить в долларах.
Зато главной нашей экономической головной болью стала проблема всеобщих неплатежей и недостатка оборотных средств у предприятий. Государству жизненно необходимо было развязать (или разрубить) этот узел - путем вливания в экономику не обремененных долговыми обязательствами (лихвой) законных платежных средств. Оно и попыталось это сделать - но втихую - в пору премьерств Примакова и Путина. Оказалось при этом, что врачи, учителя и военные могут получать жалованье безо всякого заметного ущерба для "макроэкономических показателей борьбы с инфляцией". Более того, страна даже оказалась в состоянии вести весьма дорогостоящую военную кампанию - и при этом находить еще средства на обслуживание внешнего долга. И дело здесь не только в повышении мировых цен на нефть.
Дело в том, что не государственная эмиссия необходимого для экономики количества денег является главным источником возможной инфляции. Главным (и постоянным!) источником инфляции является сама нынешняя банковская система, непрерывно создающая - самим фактом выделения кредита - деньги ex nihilo, из ничего. Ведь в полном соответствии с законом банки обычно выделяют гораздо большее количество кредитов, нежели тот объем своих и клиентских средств, которым они реально располагают. Контролировать же этот поток необеспеченных кредитов ни один ЦБ не может.
Не удается избавиться от ощущения, что не только упертые сторонники "социалистического выбора", но и не менее упертые "либерал-демократы" не имеют и не желают иметь представления о реальности - как современной российской экономики, так и западной. Достаточно Гайдару прочитать в какой-нибудь книжке о нормальном для Запада объеме заимствований государством денежных средств у населения - и вот уже Чубайс сломя голову бросается в омут ГКО (даже не пытаясь подумать о последствиях - в том числе и для себя).
Если бы эти наши "монетаристы" читали не только по-английски и не только пересказы Милтона Фридмана! А если и по-английски, то - повнимательнее и не по "списку рекомендованной литературы"┘ Ведь функционирование денег - сложнейшая экономическая, философская, даже религиозная проблема. И чтобы разобраться хотя бы в проблематике, у того же Ирвинга Фишера стоило прочесть не только 100% Money (1935), но и Stamp Strip (1934). А то уж слишком заметно, что наши "чикагские мальчики" вообще не читали Клиффорда Хью Дугласа (Clifford Hugh Douglas, The Monopoly of Credit, 1935) и Сильвио Гезелла (Silvio Gesell, Die Natьrliche Wirtschaftsordnung durch Freiland und Freigeld, 1916), Жака Руэфа (Jacqes Rueff, L"age d"or de l"inflation, 1963) или Мориса Аллэ (Maurice Allais, L"Impot sur le capital et la rйforme monйtaire, 1977). Жаль, ведь ознакомься они в свое время получше - хотя бы с самой "чикагской школой" и монетаристской теорией - глядишь, и меньше ненужных потрясений свалилось бы на головы наших сограждан.
Но - не случилось. Как и их коммунистические предшественники, наши капиталистические большевики довольствовались пересказами "основоположников", а то и просто учебниками: только уже не исторического материализма, а экономического либерализма. И потому им неведомы всякие сложные политико-экономические материи (вроде неизбежности заморских военных приключений для поддержания на плаву американской экономики финансовых рынков, а также инфляции и обесценения денег для французской экономики заимствований).
Вот и пробуют нас увлечь - с завидным постоянством - волшебными сказками об экономических успехах Чили, Перу или Аргентины под недреманным оком всевозможных валютных управ (Currency boards). Все эти разговоры о валютных управах производят странное впечатление. Ибо вполне твердым обеспечением национальной валюты не может быть другая валюта (вполне "конвенциональная ценность" - тоже ничем, кроме доверия населения и хозяйствующих субъектов, не обеспеченная).
Учитывая изначальную конвенциональность любых денег, трудно принять ту истеричность, с которой наши либералы стремились к немедленной "конвертируемости рубля" и противились дополнительной эмиссии - в обстановке очевидной нехватки денежных знаков в стране. Вряд ли сегодня (после вполне успешных "тихих" эмиссий) можно спорить с тем, что расплата государства по своим контрактам с производителями необходимых ему (государству) товаров и услуг не может принести вреда. Но даже и выпуск государством действительно дополнительных бумажных денег для финансирования каких-то великих строек, национальных проектов (вроде строительства сети автострад в США и Германии в 1930-е годы) есть лишь форма беспроцентного кредитования некоторого нового труда, который иначе не был бы свершен.
А как остроумно заметил (еще в 1887 году) выдающийся русский предприниматель и экономист В.А. Кокорев, "самый простой поселянин понимает, что беспроцентный долг легче, чем требующий уплаты процентов". Никакой опасности курсу рубля при этом не существует. Сто лет назад (во вполне "капиталистической" России) уже было ясно, что "внешний" курс рубля зависит исключительно от нашего внешнего платежного баланса. Количество знаков, обращающихся в России, никакой здесь роли не играет (Шарапов С.Ф. Бумажный рубль (его теория и практика). - СПб., 1898.)
Однако это не помешало тогдашним младореформаторам, озабоченным превращением нашего Отечества в нечто вполне (по тогдашним меркам) прогрессивное и либеральное, пуститься во все тяжкие. Конечно, наши либеральные западники всегда отличались как плохим пониманием действительного положения дел в мире, так и потрясающей самоуверенностью. (Чубайс здесь - совсем не исключение.) Но даже зная об этой их родовой черте, поражаешься тому, с каким упорством они заставляют страну раз за разом наступать на одни и те же грабли.
Сегодня, впрочем, перед нами стоит гораздо более сложная задача, чем просто оздоровление финансовой системы страны. Нам нужно сделать рубль действительно национальной валютой. То есть той денежной единицей, в которой не только будут производиться официальные денежные расчеты, но в которой постоянно будут думать хозяйствующие субъекты.
Только после появления у нас настоящей национальной валюты можно будет думать о других материях: о повышении покупательной способности и уровня потребления, об эффективной, соответствующей современным требованиям, организации промышленности и сельского хозяйства, фундаментальной и прикладной науки, образования и культуры.
