Олег Мраморнов Сыновей поручика русской армии Андрея Васильевича Боратынского (1738-1809/10) Павел I поощрительно называл "молодцами". В его царствование они достигли генеральских и адмиральских званий, будучи одаренными и oтважными людьми. Старший - Абрам (Авраам) Андреевич Боратынский (1767/68-1810) - дослужился до звания генерал-лейтенанта, попал в опалу и закончил дни тамбовским помещиком. Он то и положил начало поэтической ветви рода Боратынских.
Его первенец Евгений (1800-1844), выдающийся поэт золотого века русской литературы, вряд ли нуждается в специальном представлении. В феврале текущего года исполнилось 200 лет со дня появления на свет Евгения Абрамовича. После его внезапной кончины в итальянском путешествии сиротами остались шестеро детей. Младший сын Николай, которого отец брал с собой в Италию и которой вместе с ним плыл на пироскафе в Неаполь, стал вторым поэтом в роде Боратынских...
* * *
Николай Евгеньевич (1835-1898) недолго пробыл на военной службе, затем поселился в казанском имении, хозяйствовал, активно занимался общественной деятельностью: был предводителем дворянства Казанского уезда, попечителем местных школ. Не только землей и общественными нуждами увлекался практичный помещик, но также недвижимостью и банковским делом. Его приверженность консервативному образу мыслей выразилась в печатных работах, посвященных необходимости сохранения в России дворянского землевладения.
Кроме писания журнальных статей Николай Евгеньевич извлекал посильные звуки из поэтической лиры.
Зарыл ли я, как раб, талант от Бога,
Иль звук посильный издала струна?..
Свои сочинения под названием "Друзьям на память" Николай Боратынский выпустил отдельной книжкой в Казани в 1882 году.
У гениев редко родятся гении, и едва ли посильные звуки Боратынского-младшего явились новым словом в русской поэзии, хотя он не был лишен поэтической страстности и дерзости. Смотрите, как гневно звучит его голос, обращенный к Франции времен Наполеона III.
Вожди все куплены и сыты,
Искусно развращен народ.
И жертвы страшные забыты
В хаосе мелочных забот!
С какой ирониею вьются
Над Тюельри орлы знамен,
Как горько над тобой смеются
Земные толпища племен!
Родные и близкие его несомненно читали и почитали. Будущей жене Ольге Казем-Бек он напоминает: Ты знаешь ли, дева, что в грудь удалую Отец мне кипучую кровь свою влил... У Евгения Боратынского есть образ душемутительного поэта, постигнувшего таинство страданья. У его сына душемутительными называются страсти в одном из стихотворений, где он, следуя отцовской линии, взывает к высшим началам бытия. В другом стихотворении - "На встречу" - слышится наступательный победный ритм "Пироскафа" Евгения Боратынского, вот только странствует сын не по бурному Средиземному морю, как некогда ребенком, а едет себе в тележке русскими полями, плывет на волжском пароходе, и вожделенная цель прозаичней - не свободная область влажного бога и не Элизий земной, а любимая, всегда желанная жена.
Издали вижу медовую гречу,
Темное просо, златистый ячмень...
Друг мой, к тебе, ведь, лечу я на встречу,
Вот почему так хорош этот день!
Житейские заботы - семья, друзья, общественное дело - в конце концов, отбили у муз их пылкого, но многопопечительного поклонника.
Алкал я звуков вдохновенной арфы,
А принимался за постылый труд!
Мои заботы, как заботы Марфы,
В века не перейдут.
* * *
Александр Николаевич (1867-1918) рос талантливым, оживленным мальчиком, "вступал в жизнь с ясной открытой душой и полным запросов и исканий умом", как писала сестра. Отец, случалось, бывал к нему излишне строг, боясь что из сына вырастет дворянский недоросль-неудачник, каковых было много о ту пору, но напрасно беспокоился...
Александр унаследовал от отца казанское поместье Шушары, вкус к общественно-педагогическому служению. Земства нашли в нем своего преданного деятеля. В 1904 году он становится участником Всероссийского съезда земских деятелей, а в 1908 году избирается членом Государственной Думы 3-го созыва. Перед отъездом на заседания Думы в Петербург произносит перед учащимися Казанской учительской семинарии пламенную речь о заветах добра и правды, о служении ближнему, навсегда запавшую в сердца слушателей...
Александр Боратынский был расстрелян на окраине Казани 19 сентября 1918 года лишь за то, что занимал как бы уже наследственную должность предводителя дворянства Казанского и Царевококшайского уездов. Командование занявшей город красной Пятой армии Восточного фронта решило незамедлительно подвергнуть физическому уничтожению местных должностных лиц. Правда, известный большевик и чекист Лацис наутро распорядился выдать тело, так как о расстрелянном у него имелись хорошие сведения. Боратынский был уничтожен по разнарядке, по списку.
Сохранилось письмо одной из воспитанниц Учительской семинарии, где она рассказывает о смерти Александра Николаевича подруге: "...умирая, он верил в прекрасные свойства народа, для которого он отдал свои силы и всю любовь свою, веря в Бога и в человека. А ночь 19-го была чудно-прекрасна. Было тихо, тепло и все залито серебристым светом луны, а в этой ночи представляю себе черный автомобиль без огней, несущийся по пустым улицам. Миновал город, а там - смерть... Что он переживал, что думал, наверное, молился. Помнишь его стихотворение?
Когда закат на небе угасает
И глубь небес темнеет, - видим мы
Других миров блестящие созвездья,
Их яркий свет струится к нам из тьмы.
Так, знаю я, что в час, когда померкнет
Мой день земной, в таинственной ночи
Увижу я невидимые в жизни
Небесных сил священные лучи.
Рабочий, сидевший с ним и выпущенный на свободу, говорил, что он вел себя твердо и гордо, когда выходили из тюрьмы на автомобиль. Сидел до этого в подвале, темном, сыром. Людей там было много, так много, что ему пришлось сидеть, не разгибаясь, на корточках всю ночь, так как свою постель уступил больной латышке. Он всех поддерживал и утешал".
Был умерщвлен по распоряжению латыша, постель уступил больной латышке... В письме Дуни Чеботаревой - такая преданность, которую заслуживает не каждый наставник. Не правда ли, в строках стихотворения "Когда стемнеет" слышен аккорд деда-поэта - сумерки, сгустившиеся до темноты. Тогда Евгения Боратынского читали мало - внук читал глубоко...
Он, считай, ровесник Ивана Бунина. На фотографиях, когда в поддевке с кушаком и в невысоких мягких сапогах, похож на возмужавшего Алексея Арсеньева. Усадебный дворянин, коренной русский человек. Единственную поэтическую книгу издал в 1914 году, тоже в Казани, и назвал, как у отца, "Друзьям на память".
Мотивы природы здесь окрашены светлым религиозным чувством. Намерениями вырваться из тесной земной юдоли в бесконечный лучший мир напоминает деда, которого откроют для себя символисты. И сам он отчасти символист, предсимволист.
Моей тоски кто понял бы значенье,
Она земли таинственная дочь,
Ее душа не может превозмочь,
Но видит дух в грядущем избавленье.
Душа полна страданий и забот,
Мольбы и слез, вопросов без ответа...
Пусть будет жизнь холодный, темный вход
В великий храм и вечности и света!
У него было два сына, дочь Ольга. В семье Ольгу называли Литой. Отец преподносил Лите неназойливые наставления в виде стихотворных посланий. Это была удачно усовершенствованная форма внутрисемейного контакта. Ведь в прозе так, как в стихах, не скажешь - будет звучать высокопарно.
Выходи на Божью ниву,
Тайнам мира чутко внемли,
Помогай любви разливу,
Омывающему земли!
Главным заветом отца для дочери станет его призыв: не унывай.
* * *
Долгая жизнь Ольги Александровны Ильиной (урожденной Боратынской) (1894-1991) делится на два периода: в России и в США. В период между двумя революциями, в марте 1917 года она выходит замуж за гусара Кирилла Ильина. Вслед за мужем - белым офицером - путешествует в Сибирь с сыном-младенцем на руках (82-летний Борис Кириллович ныне здравствует в Америке). Напишет об этом в стихотворении "Примерзая к шпалам".
Вдоль насыпи шуршанье неживое
Замерзших тростников и паровозов вой,
Бессильных двинуться по степи снеговой,
И в сердце отзвук их томительного воя.
Потом будет Красноярск, возвращение в Казань, новое путешествие на восток, в Харбин, а в 1923 году отъезд вместе с семьей на постоянное жительство в Америку, в Сан-Франциско. Средства к жизни Ольга Ильина добывает моделированием одежды, не перестает писать стихи, посещает русский литературный кружок в Калифорнии. Печатается в коллективных поэтических сборниках, (последняя публикация в филадельфийском альманахе "Встречи" в 1988 году). В 1927 году у нее выходит собственный сборник стихов "Молчанье звезд". Ольга Ильина также автор трех опубликованных на английском прозаических книг ("Канун восьмого дня", 1951, "Санкт-Петербургский роман", 1982, "Белый путь",1984).
В строках, посвященных погибшему в рядах Белой армии младшему брату, она так вспоминала о родовых заветах и своем духовно-кровном наследии.
1
В этой длинной, белой зале
Были темные портреты,
Были белые колонны
И лепные потолки,
И пришельца окружали
Стародавние заветы,
Эти стражи просветленно-
Поэтической тоски.
2
Об исканьи правды Божьей
В этом доме говорили,
О ведущем к ней незримом
И единственном пути,
О борьбе со злом и ложью
И о том, каких усилий
Стоит то одно, чтоб мимо
Этой правды не пройти.
Начинала писать до революции в усадебном доме в Шушарах, под темными портретами предков, под впечатлением от книги прадеда, открывая для себя его просветленно-поэтическую тоску и пути искания правды Божьей.
Передо мною том стихов твоих,
Они давно меня пленили,
Но каждый раз, когда вникаю в них,
Я что-то путаю... ты спишь давно в могиле,
Передо мною жизнь и смерть твоя,
Ты умер век назад, тебя похоронили,
А между тем ты жив - и это я...
* * *
Остается добавить, что часть стихов, которые я выше цитировал, напечатаны в 55-м, последнем номере красивого журнала "Наше наследие". Их публикацию под названием "Поэзия домашнего круга" подготовила хранитель музея-усадьбы "Мураново" Светлана Долгополова. Приношу ей благодарность за возможность пользования стихотворениями и фотографиями Боратынских. Долгополовой тщательно собрана поэзия потомков Боратынского - альбомная, камерная, интимная, адресованная родственным душам. Однако звучание этих стихов шире. Они фокусируют наше внимание на некоторых мотивах высокой лирики самого Евгения Боратынского и по новому освещают ее значение. Передают чувства и мысли незаурядных людей, связанных не только кровным, но духовным родством редкостного качества.
