Немцы ехали в Россию в поисках счастья

	Иоганн (Иван) Бренинг, 60-е годы прошлого столетия (фото вверху) и Старопроломная аптека Бренингов с гербом.

КАК-ТО в жаркий июньский полдень я томилась на трамвайной остановке в ожидании подруги. Мое внимание привлекла стройная женская фигура в черной полотняной юбке до пят, такой же черной навыпуск кофте с длинным рукавом и какой-то грубой, равно как и вся ее одежда, не по сезону, обуви. Трамваи приходили и уходили, а женщина все стояла и стояла. Мне подумалось, что, возможно, у нее горе и ей нужна моя помощь, а может, она просто забыла кошелек, вот и стоит теперь на остановке под палящими лучами солнца, не смея ехать без билета. И я двинулась к ней, чтобы помочь, дать, в конце концов, денег. Заметив мой порыв, она обернулась, и я увидела благородное лицо. И полный достоинства взгляд, после которого в памяти буквально всплыло цветаевское: "...взгляд, к обороне готовый". На исходе того же дня я встретила в Фуксовском садике на крутом берегу Казанки первого заместителя председателя Совета министров Татарии Александра Михайловича Котова. В правительство он пришел из Казанского горкома КПСС. Знал и свой город, и многих его видных граждан. Когда я рассказала ему о благородной даме в черном платье простолюдинки, он сказал: "Она носит траур┘ То ли по репрессированной в тридцатые годы семье, то ли по потерянной России┘ Фамилия у нее иностранная - Бренинг. Ольга Арнольдовна Бренинг".

ПРОВИЗОР ИОГАНН БРЕНИНГ

Бренинги приехали в Россию в поисках счастья, когда державой правила императрица Екатерина Великая, и осели в одной из деревень Саратовской губернии, где обучали русских митрофанушек наукам. В середине девятнадцатого века в поисках того же счастья один из Бренингов - Иоганн приплыл в Казань. Молодой человек снял здесь угол и устроился в аптеку Карла Грахе. Когда Иоганн, а по-русски Иван, плыл в Казань, он познакомился на пароходе с владельцем завода минеральных вод господином Юнгом и очень тому понравился. В Казани знакомство продолжилось. Как-то раз заводчик пригласил молодого человека к себе, подвел его к окну, из которого наискосок была видна аптека, и между ними произошел примерно такой разговор:

- Знаешь ли ты, что та аптека продается? - спросил герр Юнг.

- А зачем мне о том знать, коли у меня, сына деревенского учителя, нет денег, чтобы ее купить? - вопросом на вопрос ответил Иоганн.

- Я дам тебе денег. Ты парень деловой, дело у тебя пойдет, и ты со мной потихоньку расплатишься, - уговаривал старший друг.

Долго уговаривал он и все-таки уговорил. Бескорыстная помощь в дореволюционной России была явлением распространенным. Благодетеля чаще всего вполне устраивало, что за его здоровье молилась вся семья, а с годами он становился главным героем семейных преданий, поскольку с бескорыстной помощи начиналось восхождение семьи на социальные высоты, о которых семья и мечтать без такого благодетеля не могла.

Дело у Иоганна и вправду пошло. Он и расплатился быстро, и вскоре пристроил к аптеке еще один дом, повыше, потом еще один рядом, большой трехэтажный дом красного кирпича, где, как вспоминает Ольга Арнольдовна, были шикарные квартиры. И сегодня еще, выгоревший изнутри, с пустыми глазницами окон, дом впечатляет былой красотой. Куда меньше повезло деревянному двухэтажному дому, последнему из больших построек Иоганна Бренинга, в двух кварталах от аптеки - его давно снесли.

Семья жила в пристрое, а квартиры сдавались внаем. Вырученные деньги шли на развитие аптечного дела. Дети учились. Старший сын окончил медицинский институт, а младший -Арнольд - химический факультет Казанского императорского университета. Когда Иоганн умер, аптека отошла по его завещанию жене. Он был убежден, что дети сами всего в жизни добьются. Однако жена, ничего не смысля в фармакологии, обратилась к младшему сыну с просьбой взять у нее аптеку в аренду, ибо "чужие люди", боялась она, "пустят все нажитое по ветру". И Арнольд согласился с матерью.

СЫН ПРОВИЗОРА ИОГАННА БРЕНИНГА

Ольга Арнольдовна знакомит нас с семейной реликвией. Это бронзовая, с пол-аршина, фигура кузнеца потрясающей достоверности.

- Между прочим, это доказательство того, что наша аптека была лучшей в городе, - вспоминает она. - В тринадцатом году городские власти устроили конкурс. Кто больше отпустит рецептов, тот и победит. Когда определили победителя, служащие и преподнесли своему хозяину, моему отцу, этот сувенир, на котором выгравировано: "Кузнецу-хозяину от мастеров Бориса, Мефодия и Федора". И цифры выбиты: "251". Аптека Бренинга отпустила 251 рецепт. Уже 250 рецептов было рекордным показателем, но мастера так старались, что накануне подведения итогов конкурса не закрывали аптеку до тех пор, пока не обслужили двести пятьдесят первого посетителя.

Она рассказала и о том, что большевики в первую же ночь поставили у аптечного сейфа караул - сторожить капиталы. Когда утром сейф вскрыли, там нашлось всего 84 рубля. "Где ваши капиталы?" - спрашивают. "Вот наши капиталы!" - сказал им отец и повел в аптечные склады, в которых было все, что только знала фармакология того времени. И тех запасов новой власти хватило на три года.

Более всего Арнольд Бренинг радел о том, чтобы никто не получил отказа в его аптеке. Никто не должен был уйти из аптеки без лекарства. А для того нужно было стать первым в своем деле. Арнольд Иванович даже татарский выучил, коль жил он среди татар. А то ведь, боялся он, придет в аптеку татарин, не умеющий говорить по-русски, и никто его не поймет, и уйдет он ни с чем. Конечно, в его аптеке работали татары и при случае могли бы прийти хозяину на выручку, но хозяин сам любил встречать посетителей и так душевно повести с каждым разговор, чтобы в следующий раз он снова пришел в его аптеку.

Аптека Бренингов и по сей день на Проломной, теперь это улица Баумана, работает. Только под номером 8. Думаю, среди нынешних ее посетителей немало потомков тех, кто ходил сюда регулярно с начала века. И нынешние Бренинги, потомки тех, сюда же ходят за лекарствами.

Татарскому языку Арнольда Бренинга учил рабочий, крещеный татарин, который плохо говорил по-русски. На том и сговорились, что будут друг друга учить. Месяца через три он свободно мог объясняться с татарами. Много лет спустя один бабай признался его дочери, Ольге Арнольдовне, что считал ее отца татарином, поскольку еще ребенком много раз видел, как он говорил с его отцом по-татарски. Вместе с татарским Арнольд Иванович свободно владел пятью языками: немецким, русским, французским, знал латынь. А в жены взял дочь художника Ольгу, которая прекрасно музицировала и рисовала. С ней и бежал от революции┘ Дня, полагали, на три, пока закончится смута. Вот уж поистине: мы предполагаем, а Бог располагает. "Пошли они в деревню, а следом за ними катились бои до самой Волги, - вспоминает дочь. - Капитан пришвартовавшегося к берегу судна взял на борт беглецов благородной наружности. На том судне они приплыли в Уфу, где папу как аптечного работника взяли на санитарный поезд. С этим поездом они уехали в Сибирь". В Томске Арнольд Бренинг возглавил Химфармзавод.

Он вернулся в Казань лишь через три года по просьбе местных властей, национализировавших его аптеку, сушильню, погреба, его выезд, его склады и дома. Советская власть призвала его налаживать в республике аптечное дело, хотя нужно было не налаживать, а, по сути, начинать все с нуля. Он вернулся в отчий дом и горячо взялся за новое старое аптечное дело. И ушел отсюда навсегда в тридцать седьмом, оставив после себя троих детей: Ольгу четырнадцати лет, двенадцатилетнего Арнольда и трехгодовалого Рудольфа.

ВНУКИ ПРОВИЗОРА БРЕНИНГА

- Папу расстреляли, но мы не знали об этом, - рассказывает его младший сын Рудольф. - При Хрущеве, в 56-м нам выдали "щадящую" справку: дескать, умер в 1943 году в местах заключения от сердечной недостаточности. Мы понимали, что всего нам не говорят, и, когда началась перестройка, подали еще одно заявление. На этот раз нам прислали сочувственное письмо, в котором извещали, что папа был расстрелян 21 декабря 1937 года, захоронен на Архангельском кладбище Казани.

Мама умерла, так и не узнав, что муж ее был расстрелян, хотя и "щадящей справке" Хрущева она не верила.

- По сути, вашу психику ломали через колено, и в этой связи я хочу услышать: удалось ли советской власти воспитать вас в советском духе?

- Нет, - в голос ответили брат и сестра. - Мы для всех были людьми третьего сорта, семьей врага народа. Мы предпочитали не вступать в спор, а работать. Я, например, - рассказывает Рудольф Арнольдович, - на "отлично" учился в музыкальном училище, и как скрипач соперников не имел. Когда пришла пора распределений, все, кто играл хуже меня, получили направления в консерваторию. Мне предложили идти работать в оперный театр, хотя все понимали, что я сольный музыкант. Я все-таки понес документы в консерваторию. Их посмотрели и швырнули мне в лицо: "Вы нам не нужны, идите туда, куда вас направили..." И я пошел в оперный театр. Играть приходилось по восемь часов в сутки, да я еще старался быть на высоте, вот и переиграл себе левую руку.

Рудольф Арнольдович до сих пор благодарен своему учителю, который о нем не забыл и подготовил для поступления в консерваторию через год, уже после смерти Сталина. Ольге Арнольдовне повезло больше. Она поступала, также с отличием окончив музыкальное училище, но в год, когда консерватория набирала своих первых студентов. Поступающих было мало, поэтому брали всех. Да и ректор, татарский композитор Назиб Жиганов закрыл глаза на происхождение абитуриентки. Замечательную пианистку Ольгу Бренинг никогда не пускали на конкурсы, никогда она не играла на "ответственных" концертах. Она всю жизнь проработала в Казанской государственной консерватории, но ученого звания все же удостоилась. В семьдесят лет. "Да бог с ним, со званием, - роняет она, - я и повышенную стипендию никогда не получала, хотя всегда была отличницей, зато пятьдесят пять лет проработала". И это, как я поняла, было единственной ее отрадой. О другой и речи не заводила, а мне не хотелось бередить ее душу вопросами. Старший из братьев Бренингов - скрипач Арнольд Арнольдович - тоже пробивался сквозь тернии к ученому званию доктора наук, профессора Саратовской консерватории.

В РОССИИ НЕТ ЗАКОНА О РЕСТИТУЦИИ

┘Наслушавшись рассказов местных телерепортеров о том, что аптечный двор Бренингов вот-вот станет музеем под открытом небом, что здесь будет возрожден немецкий дворик в том виде, каким он был в XIX веке, я оторопела, попав во двор. Мерзость запустения и кучи мусора встретили меня. Взобравшись на одну из куч, я еле докричалась до Ольги Арнольдовны. Однако главное потрясение ждало меня впереди, когда я поднималась на второй этаж в квартиру знаменитых казанских граждан по дряхлой, хоть и крытой лестнице, которая ходила под ногами ходуном. Сердце сжалось при виде опирающейся на палочку хозяйки дома, встречавшей нас на пороге второго этажа. Я пришла с мужем, потому что встреча была назначена на вечер, а вечером я просто не решилась бы одна войти в неосвещенный "немецкий дворик".

Бренинги ютятся в трех каморках, которые им выделила советская власть в их собственном доме, отметившем 150-летний юбилей. Негде развесить картины, собранные тремя поколениями этой семьи. Нет места книгам, а их пять тысяч томов. А эта старинная мебель, выполненные в классическом стиле напольные часы, замечательный портрет молодого скрипача Рудольфа Бренинга - здесь любая вещь просит света, места и музейной тишины.

На замечание: "Так у вас никогда не было телефона?" Рудольф Арнольдович без тени иронии ответил: "Почему же, до революции был". Тридцать лет стоят Бренинги в очереди на телефон. Теперь эта очередь стала для них льготной, но телефона как не было, так и нет. Больные ноги хозяйки дома лишили ее былой активности, когда она в любую погоду рано утром совершала долгие пешие прогулки, после чего шла в консерваторию. Отсутствие телефона усугубляет одиночество, хотя друзья и коллеги не забывают.

Конечно, в России нет закона о реституции, но поколения Бренингов столько сделали для города, столько оставили городу, что вполне заслужили внимание городских властей. Только сдается мне, что мэра Казани крупно подставили руководители Казанского завода химфармпрепаратов, которые взялись организовывать музей и даже сделали в квартирке Бренингов ремонт, после которого крыша стала как решето. По правде говоря, мы бы и не заметили ремонта, если бы о ремонте не заговорили. Тут и выяснилось, что взялись было за хорошее дело, да на полпути бросили. Хоть бы лестницу починили, чтобы у пожилой дамы была возможность раз в день выходить на улицу. А не раз в неделю. По воскресным дням ее ждут прихожане лютеранской церкви. Для них играет внучка Иоганна Бренинга божественные мессы.