Блеск и нищета архивов

	Ричард Дэвис, директор Русского архива в Лидсе. Фото автора

ВСЯКИЙ, кому доводилось работать в исторических и литературных архивах, согласится, что отношение к этим главным хранилищах национальных преданий и исторических документов как ничто другое характеризует отношение к собственной истории. То, как финансируются сегодня наши архивы, как на грошовых зарплатах продолжает трудиться поколение архивистов, давно перешагнувшее за пенсионный рубеж, - все это выражает наше сегодняшнее отношение к собственной истории: забыть и наплевать.

Знакомство с архивами Великобритании может стать воодушевляющим примером совсем иного отношения к истории - своей и чужой. Здесь архивы являются не только предметом заботливого попечения, но и настоящего увлечения, энтузиастического собирания и страсти.

Ради справедливости надо отметить, что для тех, кто работал с источниками в наших архивах 70-х и 80-х годов, многое в отношение британцев к своим архивам не покажется неожиданным. Тогда у нас в стране публикаторская деятельность была одной из немногих доступных форм научный самореализации для филологов и историков, поскольку позволяло обнародовать разного рода нетривиальные мысли, документами можно была воспользоваться как предлогом (хотя степень надежности этого прикрытия тоже не стоит преувеличивать).

В эпоху застоя выходило большое число библиографических указателей, и почти каждый уважающий себя аспирант, преподаватель, ученый считал работу в архиве и изучение источников едва ли не главным делом своей жизни. Перестройка поставила этот слой людей перед необходимостью выживать, и сегодня в архивах остались самые стойкие. Правда, в последние годы существенным стимулом стали разного рода гранты, прежде всего гранты Российского гуманитарного научного фонда, но они пока не могут вернуть интерес исследователей к архивной работе на доперестроечный уровень. Вдобавок наши архивы стали внедрять довольно странную практику выдачи (или отказа в выдаче) разрешений на публикацию, которая вся больше и больше сводятся к попыткам получить с исследователей деньги неизвестно за что, объясняя это чаще всего туманными ссылками на недостаточное финансирование. А при полной неразберихе в области архивного права исследователь, в большинстве случаев не получающий за публикации ничего, оказывается в сложном положении - ему жить не на что, а не то что своим трудовым рублем содержать архив!

В Великобритании работа с источниками лишена всяких сверхзадач и публицистических нагрузок. Это нормальная область деятельности для всех тех, кто посвятил себя изучению истории страны, либо истории культуры. Как правило, это представители не самых высокооплачиваемых профессий, и тем не менее слово "подрабатывать" этому слою людей незнакомо.

Чем действительно поражают архивы и библиотеки Великобритании новичка, так это бережностью, с которой здесь умеют хранить материальные следы своего прошлого. Про все эти достижения архивного прогресса нам бесполезно даже упоминать, памятуя нашу архивную бедность...

В Великобритании всем без исключения читателям во всех залах открыт доступ к электрической розетке для ноутбука, которая так ревниво оберегается в наших библиотеках ссылками на то, что электричество нынче и цене.

Еще одна бросающаяся в глаза особенность британских архивов - отсутствие унификации в системе хранения и описания рукописей. "У нас не было социализма!" - лаконично заметил в этой связи Ричард Дэвис. Действительно, единством нашей системы ведения архивного дела мы обязаны именно социалистической жесткости, с которой эта самая унификация насаждалась, но нельзя сказать, что архивному делу это оказалось во вред.

Хранение архивных документов здесь непривычно для нас. Причины различий очень простые - систематическое архивное хранение в Великобритании зародилось много раньше нашего, в эпоху господства просвещенного дилетантизма, и его отпечаток незримо присутствует и сегодня, хотя архивы оснащены компьютерной системой поиска, хотя сами документы поражают своим идеальным видом, но новизну сообщают им реставраторы, работа которых, как и работа переплетчиков, возведена здесь на уровень высокого искусства.

Документы, которые получает читатель, переплетены в массивные фолианты большого формата, в чем-то напоминающие семейный альбом, расположение материалов в которых определяется не какими-то отвлеченными принципами, а исключительно вкусами владельца. Поэтому рядом могут оказаться оттиск статьи, газетная вырезка, письма, творческие рукописи и т.п. Архивы живут так, как они сами собой сложились, перейдя из рук владельца. Однако никакой системы жестких стандартов за этой системой не стоит и ничто не мешает внедрять другие приемы хранения. Например, Русский архив в Лидсе сформирован по другим принципам, очень напоминающим наши. Письма (или отдельное письмо) хранятся здесь отдельно; внутри фондов материалы сгруппированы по тем же разделам, как это принято в наших архивах. Это стало возможно именно потому, что вся основная часть русской коллекции Лидского архива поступила в последние десятилетия, и руководитель архива избрал ту систему описания, которая кажется ему более целесообразной. Именно так сегодня сформирован здесь огромный фонд Ивана Бунина (10 148 единиц хранения), фонд семьи Ломоносовых, семейный архив писателя Леонида Андреева и его потомков (сведения о составе архива можно найти на его сайте в Интернете).

В архивном деле страсть британцев к составлению путеводителей помогает ориентироваться в самых сложно укомплектованных фондах. Добавим к этому бескорыстную помощь со стороны работников архива, которые с полной готовностью помогают тебе в поисках, никогда не делают проблемы из того, что ты заказываешь слишком много материалов, а с одинаково радостной улыбкой несут как первый, так и десятый, и одиннадцатый том, то станет понятно, почему о работе в британских архивах у тебя остаются самые радужные воспоминания. К некоторой громоздкости британской архивной системы приноравливаешься довольно быстро, потихоньку начинаешь чувствовать себя в них, как дома. Только надо быть готовым к тому, что, перебравшись в следующий архив, тебе снова придется потратить некоторое время на адаптацию и приложить некоторые усилия для того, чтобы понять систему ориентиров - и вы готовы к работе в архивах Великобритании.

Есть в их использовании еще особенности. Например, выписки можно делать только карандашом. Использование карандаша для записей оказалось довольно непростым делом - от непривычки рука немеет, карандаш скрипит, его надо то и дело точить. Но в Великобритании к этому приучают с детства, и даже там, где никто к этому не принуждает, британцы добровольно пишут карандашом. Ну и, кроме того, точилки всех возможных размеров опять же к услугам читателей.

Есть еще одна особенность: перед началом работы с документами тебя заставляют подписать бумаги, что любое использование документов и полученных от архива копий возможно только с разрешения архива. На это следует обратить особое внимание, поскольку теперь это имеет практическое значение и для работы в наших архивах - наша страна подписала ряд конвенций, вступающих в силу с 2000 года. Работающим в архивах исследователям надо быть готовым к тому, что законы об авторском праве теперь распространяются на документы, находящиеся даже на государственном хранении.

Чтобы дать некоторое представление о праве использования архивных документов, я задала несколько вопросов директору и создателю Русского архива в Лидсе Ричарду Дэвису, на которые он любезно согласился ответить.

- Начиная с 1974 года мне не приходилось работать в российских архивах, и потому я могу сказать только о том, как мы работаем с нашими читателями и какова практика за пределами России. Наш архив разрешает доступ к документу для исследовательских целей, для ознакомления, для изучения. А уже использование выписок, копий - вторжение в область чужой интеллектуальной собственности. Мы своим читателям, прежде чем они начнут работать в наших собраниях, объясняем, что они связаны некоторыми условиями, потому что публиковать документы и достаточно пространные выписки без согласия наследников авторского права нельзя. В итоге получается, что вопрос публикации - отдельная стадия работы над материалом. В существовании и деятельности наших архивов это очень существенный аспект: документы передают нам на разных условиях, которые всегда оговариваются при передаче архива.

У нас есть фонды, которые не принадлежат нам, владельцы передали их на хранение, но не хотят по тем или иным причинам окончательно расставаться со своими бумагами. При этом мы эти фонды обрабатываем, они размещаются в тех же идеальных условиях, что и остальные документы, но доступ и использование их материалов возможно только с разрешения наследников.

Есть архивы, переданные нам с условием, что мы в течение такого-то срока не можем ими пользоваться, иногда запрещение может относиться к части документов. Статус архива и возможности его использования у нас определяются волей владельца, и в каждом случае условия, на которых он передан нам, оговариваются. Исходя из них определяется режим работы с ним.

Иногда возникают неожиданные трудности. Например, у нас есть большое собрание документов по истории Первой мировой войны, и есть британские историки, которые хотели бы опубликовать, допустим, дневники из этого собрания. Мы не можем сами дать разрешения на публикацию, так как не знаем, есть ли у хозяина дневника наследники, часто мы вообще не располагаем сведениями о нем. В этом случае мы требуем от исследователя, чтобы он предпринял усилия к отысканию следов хозяина этих документов, и только после того, как все усилия в этом направлении будут предприняты, мы будем решать вопрос о публикации.

- Это и в самом деле возможно, но закон на ее стороне, a dura lex, sed lex. Во Франции все дети обязательно являются наследниками, по французским законам их нельзя лишить наследства. И кем бы они ни были, именно от них зависит то, как будут издаваться перешедшие к ним по завещанию рукописи. По английским законам, если человек оставил при жизни завещание, то архив принадлежит тому, кому он был завещан, независимо от родственных отношений.

И здесь могут возникать разные неожиданности. Например, авторские права на издание произведений нашего поэта Уинстона Xью Одена, который последние годы жизни провел в Америке, были завещаны его спутнику жизни, а от того перешли к его отцу, который чуть ли не зубной врач. И что бы ни думали о нем издатели Одена, именно от этого человека зависела их деятельность, он являлся хозяином авторских прав. У нас это реальность - любое издание имеет своих владельцев. Наследники Джойса до сих пор контролируют все издания его сочинений во всем мире.

Просто надо привыкнуть смотреть на рукописи как на собственность, которая принадлежит другому человеку. Кроме того, надо учитывать и то, что владельцы рукописей в основном заинтересованы в публикации. И надо только правильно к ним обратиться, и они неизбежно пойдут навстречу.

- Необязательно дружить, но считаться, понимать, что все зависит от них, и потому от исследователей требуется корректность. Причем если право на переиздание текстов имеет временные ограничения в 70 лет, то право на неизданные документы в некоторых случаях практически вечно. На Западе это принимается как реальность, у нас развито правовое сознание. Подумайте сами: что дает нам основание считать, что мы лучше наследников? Когда я сталкиваюсь с жалобами на наследников, то задаю единственный вопрос: а мы кто такие, чем мы лучше?

- Ну вот и попытайтесь объяснить это наследникам, попытайтесь убедить их, что вы именно тот, кем себя считаете, или попытайтесь доказать ему, что он недостоин владеть архивом, и посмотрим, как-то у вас получится. А иначе это национализация, это большевизм в архивном деле.

- Ну, а чем это кончилось у вас? Издавать в целях просвещения кого бы то ни было можно только в случае добровольного согласия всех, и прежде всего владельцев авторского права. Я, например, не вижу тех, кто имел бы право говорить от имени такой мифической единицы, как народ, например, как человечество и т.п. Ведь даже хозяин архива, писатель или ученый, отчетливо представляет себе максимум одно поколение, которое идет за ним, а именно от них, от будущих читателей, зависит то, что будут делать с его архивом, наследники же часть следующего поколения, для которого это издается.

Поэтому очень часто в работе с исследователями из России, которые еще не привыкли обращаться с материалами в соответствии с нашими правилами, возникают проблемы. Мы хотим, чтобы исследователь соблюдал не только правила работы с документами, но и уважал права их хозяев. И тем, кто их нарушает, мы доступ в архив закрываем.

Возвращаясь к вопросу об отношении к документу в России и за ее пределами, скажу, что русские исследователи привыкли, что любой документ, который они нашли в архиве, можно публиковать, не задаваясь вопросом об авторском праве. Но надо понимать разницу, если вы пишете свой текст, а из документов вставляете небольшие фрагменты, - это одно, даже мы не обращаем на это внимание, это как бы часть исследования, его обоснование, хотя и здесь надо быть готовым к тому, что в некоторых случаях даже цитирование может оказаться под запретом. Например, в период написания Зинаидой Шаховской книги "В поисках Набокова" ей запретили сам Набоков и его жена пользоваться их письмами, хотя они принадлежали ей. И Зинаида Шаховская их не цитирует, хотя эти письма были в ее распоряжении.

Другое дело, если вы хотели полностью опубликовать документ, здесь неизбежно встает вопрос об авторском праве. Любой документ: творческая рукопись, письмо, записка, телеграмма - существует как листок бумаги, который находится в чьем-то распоряжении, и как интеллектуальная собственность, имеющая хозяина.