Синдром Чацкого

ВОТ уж шуточка - результат недавних выборов побудил меня к тому, чтобы излить, наконец, на бумагу давно наболевшие мысли о... комедии "Горе от ума". Пять с копейками процентов некоего электората - вот кто меня сейчас вдохновляет.

Все реже, не станем таить греха, перечитываем мы золотую классику XIX века, поднадоела в школе, слишком мы изысканны, нам бы чего эдакого... Вот и продолжаем наступать на те же грабли. Единожды что-то восприняв, мы не делаем себе труда следовать за мыслью гения. Гений для нас сегодня - запылившийся портрет на стене - и выбросить жалко, и неинтересно. А зря.

Гениальность вообще вещь презабавная. Хорошо, конечно, когда гений еще и сам понимает, чего он там живописал либо наваял. Хорошо, но необязательно. "Нам не постигнуть собственных затей, нам не измерить собственных творений". Давайте-ка, развлечения ради, сбросим школьный запылившийся стереотип и попытаемся разобраться, что есть Чацкий.

В репетиторские времена мне сто раз доводилось проделывать один и тот же фокус: заставлять школьников позабыть о вымышленном происхождении персонажей, перемывать им косточки, как живым знакомым. Была у меня для этого заточена коллекция любопытных вопросов.

Отчего, например, мы называем одни и те же вещи противоположными именами? Вот приняли мы на веру, что Татьяна Ларина - "милый идеал", а Софья Фамусова - подлое ничтожество. А ведь в действительности эти две девицы - близнецы-сестры. Рознятся они только тем, что Пушкин свою героиню любит, а Грибоедов - нет. Субъективное, между прочим, отличие. А вот объективно...

"Ей рано нравились романы /Они ей заменяли все/ Она влюблялася в обманы...". Это о ком? О Татьяне. С тем же успехом - о Софье. "Все по-французски вслух читает, запершись..." Обе девы заняты не балами, не пошлой ловлей богатенького жениха, а поиском любовного идеала, который вот-вот должен соскочить с книжной страницы... "Душа ждала...кого-нибудь". Кого-нибудь живого, на которого можно нацепить книжный образ. Вообразив же, что нашла, она смело делает первый шаг навстречу избраннику, рискуя репутацией, этой козырной картой девушки из хорошего дома. Единственное отличие: Татьяна - младшая сестра Софьи. Она читает о готическо-романтических угрюмцах с суровой складкой меж бровей и парой роковых тайн в загашнике. В юности же Софьи модно другое - "И крестьянки любить умеют"! Сентиментализм. Он - беден и незнатен, но что есть богатство и знатность в сравнении с сокровищницей сердца?! Он бледен и робок, он упивается пением птичек на рассвете. Всего лишь сменилось литературное поветрие. Чацкий, кстати, такой же пленник книг, как Софья, только набрался не Карамзина, а Дидерота. В реальной жизни он стоит ногами на черноземе ничуть не крепче мечтательной девицы.

И та, и другая девы, скажем мягко, нарываются. "К беде неопытность ведет". Дело молодое. Вот только у более счастливой Татьяны не путается под ногами отвергнутый воздыхатель. Никто не требует от нее взаимности на смехотворном основании пары поцелуев "за ширмами", подаренных в подростковом возрасте. Ведь Софье в момент отъезда Чацкого "в даль" - в лучшем случае пятнадцать лет! Ребенок вырос и вас отбросил вслед за куклами, молодой человек. А девушка, к которой вы притащились ни свет ни заря, человек, вам решительно посторонний. Но сколько претензий! "Зачем меня надеждой завлекли? (Какой такой надеждой? Да девушка не знает, как от тебя отвязаться!) Зачем мне прямо не сказали, Что все прошедшее вы обратили в смех? (То есть пару поцелуев и обещаний в подростковом возрасте.) Я с вами тотчас бы сношения пресек (весьма необоюдные), И перед тем, как навсегда расстаться, Не стал бы очень добираться, Кто этот вам любезный человек? (Вот уж разодолжил... А с чего это перед ним должны отчитываться?) И вспомним, при каких обстоятельствах наш герой это, как и многие другие столь же справедливые пакости, изрекает? В позорнейшей, немыслимой для благородного человека ситуации. Пусть случайно, но он подслушивает чужую альковную тайну. Деться, правда, некуда, но человек чести, сколь горька бы сия тайна для него лично ни оказалась, обязан запечатать ее на семь замков на веки вечные. Это чужая тайна, тайна женщины. А ведь это не наши времена, тогда за женскую честь еще лоб под пулю подставляли. А Чацкий выскакивает и устраивает сцену. Почему? Да просто потому, что у него напрочь отсутствует свойственный взрослому человеку самоконтроль. Он обижен, значит, ему наплевать с высокой колокольни, порядочно ли подслушивать, справедливо ли выставлять претензии.

Чацкий инфантилен, и умилительного тут мало. Зато, быть может, он общественно реализовывается в благородном призвании. Его призвание - бегать и обличать. Человек разумный соотносит свои слова со способностью восприятия публики. Но ведь Чацкий ораторствует не перед благородным собраньем. Ему все равно, поймут его или нет, потому что он слышит только сам себя. Такого блистательного, умного, во всех отношениях великолепного. Чацкий страдает ярко выраженным комплексом нарцисса. В своем нарциссизме он нимало не задумывается над тем, есть ли здравый смысл в кимвалогремящих монологах?

По сути, добрая половина монологов Чацкого - вопиющая несправедливость и ахинея. Еще бы девушке, утомленной настырностью нежеланного воздыхателя, не сказать, в общем-то, очень справедливых слов:

Приволокся непрошенным, проходу не дает, поливает грязью всех, кого юная девушка привыкла любить или уважать. Ну разве он не заслуживает мистификации?

Да, часть из монологов Чацкого - печальная и неприятная правда. Софья-то ее понять не может, но отнюдь не потому, что "дура", как ее незаслуженно обзывает Пушкин, а просто по юности лет. Мы же понимаем, это, конечно, обличение крепостного права. Ох, как на это в школе налегали. Но третья составная знаменитых монологов, кроме ахинеи и обличений крепостного права, клевета.

Клевета на армию.

Как нам опять же долбили в школе - ничтожество, фанфарон Скалозуб. Любопытно, кстати, как правда проступает сквозь плененный ложными идеями гений. Две-три тупых реплики, вложенных драматургом в уста Скалозуба, а за ними - неожиданная остроумная. Потом автор спохватывается - Скалозуб поспешно тупеет.

Но разберемся-ка с фактами биографии ничтожного солдафона.

Батюшки мои, да ведь Скалозуб-то у нас герой Отечественной! Представитель той самой армии, что перебила хребет сверхдиктатору Наполеону, кровавому дитяте революции.

Так вот кого обличает знакомый нам монолог:

Пошлячки-дамочки! А ведь среди этих московиток - невесты, не ставшие женами, молодые вдовы, скорбящие матери! "Слабодушие" сынов Кутузова, "нищета рассудка" Дениса Давыдова!

Господи, как все повторяется... Не пятипроцентный ли электорат поливал грязью наших ребят, погибающих, преданных, геройствующих в Чечне в прошлой кампании.

А вот, например, известный сатирик под восторженный гогот зала острит: ведь из-за чего вся эта заварушка с Югославией началась? Кого-то решили бомбить, а нас не спросили! То есть не сочувствие нами двигало, а имперские амбиции. С этой фразы, которую цитирую почти дословно, в зале повизгивают от упоения. Сатирик развивает тему. Любезный, а не кажется ли вам, что когда кого-то бомбят, это не очень само по себе смешно? Блистательный сатирик прошлого пишет на сию тему целое эссе. Если бы троглодиты выпускали газеты, размышляет он, в них можно было бы прочесть: "Презабавное происшествие!! Неизвестный провалился под лед и утонул!" Но это только наивным сатирикам прошлого казалось, что подобное остроумие позади. Вы, г-н Задорнов, их едва ли перечитываете, ибо вполне благополучно вернулись к юмору троглодитов.

Вы продолжаете: пэтэушники Петя и Вася решили в знак протеста никогда не есть в "Макдоналдсе". Зал ржет. Во-первых, сия интеллигенция, считающая себя солью земли, возрастала во времена, когда отовсюду внушали: пэтэушник - быдло. Я-то помню страшилку: будешь плохо учиться - в ПТУ попадешь. Но я, смею надеяться, выросла. Я быдлистость меряю уже давно не профессией и не местом получения образования. А вы, инфантильные мои маленькие Чацкие, остались на уровне внушенного вам в школе. Не только по отношению к "Горю от ума", как видно. Вы не научились искусству переосмысления, главному свойству человека мыслящего. Вот вы и гогочете при мысли о том, что у пэтэушников могут быть благородные чувства. Вне слова пэтэушник юмора вообще нет - не ржали же вы, когда мировая общественность призывала бойкотировать на Рождество французские товары после ядерных испытаний. Сатирик взахлеб повествует о том, что наш народ в знак протеста против бомбежек Югославии дружно мочится на американское посольство. И ведь зал радостно вдыхает эту вонь. Что же это напоминает, Господи?

Вы не думаете над классикой. Вы благополучно забыли, что всеми кровавыми ужасами революции мы обязаны левым и еще раз левым. Чацкому и Верховенскому-старшему, таким благородным на вид. Вам внушено в школе - Россия была жандармом народов. Вызубрили совковое определение, хоть и относили себя к ненавистникам совка. Россия была нормальной сильной державой, со всеми неприятными чертами сильной державы. Ибо нет держав без неприятных черт. Это только вашему прозападному сознанию кажется, что даже у столпов НАТО крылышки между лопатками прорезаются. Вот нет больше коммунистического государства, есть снова Россия, и всякий нормальный должен желать, чтобы она сделалась вновь сильной державой, со свойственным нормальной стране среднестатистическим количеством неприятных черт. Но вы же не умеете переосмысливать. Было прилично плевать на совок, значит, надо плевать на Россию. Плевать и ржать.

История вновь вышла на очередной виток спирали. Снова гуляют бесы. Их снова слушает "интеллигентная" публика - электорат Явлинского с прилегающим к нему левым боком электоратом СПС. Бред какой-то, перевертыш.

Все повторяется. Виток спирали. На сцене появляется либерал в белом галстухе из тонкого батиста. Верховенский-старший.

Иногда стоит, иногда полеживает на боку, но воплощенную укоризну продолжает сохранять неизменно. Ему предлагают работать, но помилуйте! Вслед за Чацким, который служить бы рад, но... Это "но" бывает всякое, то "прислуживаться тошно", то не те комитеты дали...

А пока звучит дудочка крысолова: не забывайте, что есть темные "массы", а есть "интеллигенция" - ты, то есть дорогой представитель пятипроцентного электората. Ты тоже благородный, ты презираешь "гэбистов", ты вообще презираешь правительство, любое, лишь бы российское. Давай посмакуем вместе пакостные слухи, что, мол, взрывы в Москве организовало ФСБ. Ведь любой пакости можно поверить, лишь бы она была против своего правительства. Какая простенькая приманка! Вас пять процентов, но вы - сливки. Ты и мы, друзья с НТВ. А остальные - пэтэушники, быдло, рабы.

Еще такая забавная заморочка. Тоже очень поношенная, но ничего, одеть можно. Есть-де такой патриотизм, ну очень особенный. "Странная любовь" называется. Знал бы Михаил Юрьевич, офицер на Кавказе, к каким трактовкам приведут его невинные размышления о предпочтении четы белеющих берез преданьям старины!.. Странная любовь, кстати, начинается тоже с Чацкого. В полемическом экстазе последний даже договаривается до эпического рыдания по кафтану и сарафану. Запамятовали? А ведь неудивительно, что не запоминается. Очень уж ненатурально звучит это в устах Чацкого, который, по биографии судя, в деревне-то бывал пару раз недорослем. А еще дивились люди со вкусом, отчего в рекламных роликах Чацкого наших дней (в прошлую кампанию) выплясывали опереточные пейзане? Да оттого. Традиция-с. Но это к слову.

Вообще же главные представители "странной любви" к отчизне - это первым делом принципиально поблескивающие очечками сыны сомнительного Адама, журналисты Бандитские, с гульканьем набегающие на камеру в руках дружбана-боевичка. Трупы ребят с недорезанной до конца шеей - где-то рядышком. Но они-то и есть непоказные патриоты, непонятые, на Голгофу восходящие. Как старо, но ведь работает же, работает. Тут добавить можно одно - любовь странная почему-то всегда пахнет деньгами иностранными. Как сказал не слишком мне близкий Говорухин - утюг включишь, увидишь... Чацкого. Это я о роликах, если кто помнит.

В школе нас терзали сочинениями "Чацкий - будущий декабрист". И ведь как были правы! Декабристы, как известно, разбудили Герцена, который с недосыпу забил в колокол. Кого разбудил колокол, мы очень хорошо помним. Принцип обличать свое правительство, каким бы оно ни было, ничего при этом не производя, кроме трепа, безобиден только на первый взгляд. В результате романтизации Чацких на Руси настает "много всякой дряни". И летят бомбы в императоров-освободителей. И летят цветочки под ноги цареубийцам. И синонимом ругательства становится слово "жандарм", обозначающее тогдашнего фэсбешника. И другим бранным словом становится слово "верноподданный". И ползут в окопы Германской войны листовочки, призывающие желать поражения собственной стране. И на вражеские деньги подписывается позорный Брестский мир. И начинается братоубийство и разруха...

И вы еще пугаете меня Зюгановым, червивые вы мои! Зюганов - послед предыдущего плода, уже родившегося и нагулявшегося монстра. А ваше яблочко котится в революцию. За нее вы и голосовали.