Искусство делать деньги

	Виктор Мудрик.

МОЙ ОТЕЦ, Виктор Иосифович Мудрик, был одним из самых крупных специалистов страны, занимавшихся изготовлением государственных денег. Его нелегкая, но интересная и творческая жизнь проходила на фоне событий, потрясших всю страну, - 1937-й год, Великая Отечественная война, послевоенная денежная реформа. Жизнь его нередко зависела от самых невероятных обстоятельств, в том числе и от таких зловещих фигур, как Берия, Абакумов и т.д.

Работать Виктор Иосифович начал с 12 лет в Житомире. Таскал в пекарне мешки с мукой и одновременно учился в химической профшколе по бумажной специальности. Блестяще окончив в 1931 г. Ленинградский химико-технологический институт им. Ленсовета, он был зачислен на должность старшего лаборанта Ленинградской бумажной фабрики Гознак. Предприятие это было уникальное, в нем сочетались производство бумаги и полиграфия для государственных документов: денег, паспортов и т.д. Управление Гознака находилось в Москве, во главе его стоял Трифон Таймуразович Енукидзе, двоюродный брат известного государственного деятеля Авеля Енукидзе. Первые же труды Виктора Мудрика - исследования различных процессов размола бумажной массы для высокосортных и новых видов технических бумаг и технологии их изготовления - избавили Советский Союз от импорта нескольких видов бумаг: пигментной, малорельефной, фотографической и др. С самого начала работы на Гознаке моему отцу сопутствовал успех - все его изобретения внедрялись в практику, входили в жизнь. Он стал часто бывать в Москве на совещаниях у Енукидзе. В один из таких приездов Енукидзе объявил, что оформляется командировка группы специалистов Гознака во главе с ним самим. В состав группы он включил и моего отца. Основная цель командировки - ознакомление в США, Англии и Франции с производством денежных знаков. Не секрет, что в то время поездки специалистов за границу были крайне редки.

Вскоре после возвращения на родину моего отца перевели на работу в Москву на должность начальника отдела исследований и изысканий Гознака. Его назначение совпало с особо ответственным поручением - полным ходом шла работа по изготовлению денежных знаков образца 1937 года. Возникали трудности в технологии, шел большой брак. И вдруг случилось невероятное - арестовали Майорова и Сазонова. Оба они входили в состав группы, побывавшей за границей. За что?! Кто следующий?.. Отец мой был кругом "грешен": брат жены - "враг народа", ездил за границу да еще (о ужас!) встретился в Чикаго с американскими родственниками. А потом... Арестовали самого Енукидзе! Из группы, выезжавшей за рубеж, на воле оставались только двое: Кузнецов и мой отец. И в этой атмосфере страха и кошмара все продолжали интенсивно работать. Теперь только у моего отца и Кузнецова сосредоточилось все, что они вынесли полезного и важного из заграничной командировки.

Начало Великой Отечественной войны застало моего отца в нескольких километрах от новой границы с Финляндией. Его послали на Карельский перешеек, чтобы ознакомиться с перешедшими к нам после финской войны целлюлозно-бумажными комбинатами, с их оборудованием и технологией, находившимися на уровне лучших мировых стандартов. По прибытии в Москву началась усиленная работа - надо было перебазировать оборудование печатной фабрики на Краснокамскую бумажную фабрику и организовывать там печатное производство. Гознак в Краснокамске Пермской области был построен в 1932-1937 годах как дублер ленинградской фабрики на случай войны и других чрезвычайных обстоятельств.

Перед отъездом отец взял из лаборатории пробирку с цианистым калием, чтобы иметь его при себе, если их захватят немцы.

...Вся территория Краснокамской фабрики была заставлена оборудованием, прибывшим из Ленинграда и Москвы. Оно шло и по железной дороге, и по Каме. Несколько барж так и застряло в реке, их накрепко сковало льдом. Мороз 50 градусов. Как самоотверженно, не щадя себя, трудились усталые полуголодные люди во время войны, давно известно. Мой отец был среди этих людей. Жизнь его проходила между Москвой и Краснокамском, в основном в Москве. Работа, работа непрерывная, порой круглосуточная. Война была еще в полном разгаре, когда Мудрик был назначен на должность главного инженера Управления Гознака, оставаясь одновременно главным экспертом.

Наши войска освобождали от фашистов восточноевропейские страны: Румынию, Польшу, Болгарию, Югославию... И Гознаку была поставлена оперативная задача: надо было по мере передвижения наших войск снабжать командование денежными знаками всех освобождаемых стран. Задача казалась невыполнимой. Венгерские форинты, югославские динары, албанские леки, немецкие марки. Все они отличались по бумаге, по графическому и художественному оформлению, по государственной символике: различные гербы, тексты, а то и портретные изображения. Такого сложного и ответственного задания Гознак еще, пожалуй, не знал. Но в результате справились и с этим. В.И. Мудрика наградили орденом Трудового Красного Знамени.

И вот наконец война окончилась. Теперь, казалось бы, можно и передохнуть. И вдруг - денежная реформа! Необходимо было создать новые денежные знаки, резко отличающиеся от находившихся в обращении. Чрезвычайно высокие требования предъявлялись к этим новым деньгам. Бумага для новых денег обязана была быть не менее прочной тем та, на которой печатаются американские доллары. На краю купюр достоинством в 50 и 100 рублей должно быть высокохудожественное водяное изображение - портрет Ленина. Те, кто ставил задачу, не учли, что сверхпрочная бумага и портретный водяной знак при принятой технологии - вещи несовместимые. Наркомат объявил закрытый (секретный) конкурс на создание нового типа бумаги. В нем приняли участие ленинградская группа специалистов Гознака, краснокамская и московская, которую возглавил Мудрик. Конкурс, изыскания - это одно, а ведь еще предстояло совсем уж невероятное: в очень короткий срок на всей территории Советского Союза произвести обмен огромной массы курсирующих денег на новые деньги. Такая операция в истории еще не встречалась. Необходимо было решить и еще одну задачу: добиться изготовления большого количества бумаги с портретом Ленина, а эту бумагу могли изготовлять только на такой бумагоделательной машине, которая у нас в стране была всего одна, на ленинградской фабрике. Мой отец видел единственный выход из положения - реконструкция длинносеточных бумагоделательных машин в цилиндрические. Его предложение было принято, и впервые в мировой практике состоялось изготовление бумаги с портретным водяным знаком на бумагоделательных машинах непрерывным способом в рулонах. До этого подобные операции производились только в листах. Такое новшество позволило выполнить задание правительства в назначенные сроки.

Не углубляясь в технические подробности, скажем лишь, что Гознак справлялся. Над созданием новых образцов работали по 10-12 часов в сутки все три фабрики: московская, ленинградская, краснокамская. Однако возникали все новые и новые проблемы, порой казавшиеся ну просто неразрешимыми. Необходимо было увеличить количество металлографических машин американского образца конструкции, расширить гальваноцех, добиться повышения производительности цехов, где применялся ручной труд, а для этого нужно было набрать и обучить несколько тысяч (!) новых рабочих. Но тут возникло новое осложнение - секретность производства. Проблему с машиной американского образца удалось разрешить, и притом совсем необычным способом. Была одна такая, но на нее не нашлось никакой документации, чертежей, описаний. И тогда отправили в Рыбинск эту одну-единственную машину для того, чтобы там ее... скопировали! Такого еще не бывало. Для испытания первого ее образца в Рыбинск поехала группа специалистов, в том числе и мой отец. Испытание дало хорошие результаты. Но впереди, оказывается, ждало снова самое тяжелое - после невероятных усилий, после огромного напряжения всех сил. После того как производство было уже практически налажено, вдруг... пошел большой брак! А время поджимало, времени вообще не было. Обстановка сделалась чрезвычайно напряженной. Ее к тому же, как могли, усиливали ничего не понимающие в производстве гознаковские комиссары, по-своему, по-чекистски докладывая в НКВД состояние дел, к тому же еще сильно преувеличивая неудачи. Специалистам были ясны причины брака: не хватало желатина необходимого качества, целлюлозно-бумажный комбинат не поставлял целлюлозу. Но спрашивали-то все с Гознака! В то время возможность срыва специального задания правительства, имеющего общегосударственное значение, угрожала самой тяжелейшей расплатой.

Все произошло очень быстро. 6 апреля 1947 г. министр финансов Зверев сказал, что их с Мудриком вызывает в Кремль Лаврентий Павлович Берия. Их ни о чем не предупредили, мой отец даже не знал, какие материалы надо взять с собой. Не важно, кто виноват, но налицо большой брак в производстве новых денег, недовыполнение выпуска. Этого было более чем достаточно, чтобы обвинить моего отца и других руководителей Гознака в чем угодно: в саботаже, даже во вредительстве.

"Домой мы не вернемся", - подумал отец, входя в Кремль через ворота Спасской башни. В кабинете Берии оказалось много народа: Вознесенский. министр госбезопасности Абакумов, министр внутренних дел Круглов и еще многие высокие чины. Здесь же был и начальник НКВД, который командовал гознаковскими комиссарами, да и сами комиссары тоже. Берия такой, каким его все знали по портретам, в старомодном пенсне. Он подозвал Зверева и объяснил: "Сегодня мы будем рассматривать состояние дел на Гознаке, - он говорил с сильным грузинским акцентом. - Кто будет докладывать?" Докладывал мой отец, Виктор Иосифович Мудрик, главный инженер. Он постарался как можно убедительнее обрисовать то, что происходит на Гознаке. Он понимал - либо сейчас, на этом совещании, удастся добиться решения об оказании Гознаку правительством эффективной помощи, либо дело будет загублено, и они, руководители фабрики, просто погибнут. Когда отец закончил, Берия злобно бросил: "Копаются, как жуки в навозе, и никто им не помогает". И грубо выругался. Тут на моего отца накинулись комиссары, утверждая, что во всех неполадках виноват главным образом сам Гознак.

...Шло время, наступил вечер. Выступал министр энергетики Жимерин, обещал помочь. Выступали и другие. Берия обратился к Вознесенскому, сказав, что пора составить проект правительства, тот ответил, что такой проект уже есть, и его зачитал Ковалев. Но в этом проекте не было главного - об обеспечении производства желатином, целлюлозой, электроэнергией. Во время чтения мой отец молчал, однако достаточно выразительно показывал свое несогласие. Берия заметил это, резко поднялся, приблизился к отцу и сказал резко: "Чем вы недовольны, товарищ Мудрик? Выскажите все, чем вы недовольны, и это будет записано в проект решения. И знайте, товарищ Мудрик, если вы сорвете дело, ответите головой!" Затем Берия распорядился вызвать министра целлюлозно-бумажной промышленности Орлова и министра кинематографии и фотохимической промышленности Большакова. Берии не возражают, и вот уже побледневший Орлов, на которого не могли подействовать никакие весьма высокие органы, тут же заверил Берию, что все будет сделано. То же самое повторил и испуганный, растерянный Большаков. В 10 часов вечера Берия объявил, что уходит, но вернется в три часа ночи, и к этому времени проект должен быть готов. К приходу Берии удалось вчерне завершить проект постановления. Усевшись в свое кресло, Берия придирчиво читал проект, делал замечания, что-то исправлял. К пяти часам утра работа была закончена, и Берия велел всех отпустить. Домой из Кремля отец вернулся.

К назначенному сроку задание по выпуску новых денег было полностью выполнено. Все трудности, казалось, позади. Но нет, новые испытания стояли уже на пороге. Среди курсирующих в стране денег начали появляться бракованные купюры. Естественно, за брак отвечал Гознак, и кому-то нужно было раздуть это до уровня государственного преступления. В то время министром Государственного контроля был Мехлис. У него со Зверевым сложились очень плохие отношения. И вот, по инициативе Мехлиса, пользовавшегося доверием самого Сталина, была образована правительственная комиссия для расследования вопроса о бракованных деньгах и установления виновных. И машина заработала. Мехлис вызывал к себе работников лабораторий, производственников, учинял им самые пристрастные допросы, стараясь склонить к тому, чтобы они во всем обвинили руководство Гознака. Дошла очередь и до моего отца... Вскоре правительственная комиссия сделала свое заключение, и, как ни странно, касалось оно главным образом Зверева. Его рекомендовали снять с поста министра и перевести на должность заместителя министра. Министром финансов был назначен Косыгин, оставаясь при этом заместителем председателя Совета министров, а мой отец "осмелился" не поладить с ним по какому-то производственному вопросу и вынужден был уйти с Гознака.